Марина Дяченко - Лихорадка

На перевале автобусы двигались медленно: казалось, они переставляют колеса, будто ноги, нащупывая дорогу. Девчонки зажмуривались и слегка визжали. Парни, наоборот, липли к окнам; Руслан сидел с правой стороны, ближе к пропасти, и тоже поглядывал, хотя его тошнило.

Смотреть было не на что — пустота, туман, временами липкий дождь, превращавший мутное стекло в фасеточный глаз. Автобусы витали в киселе, едва угадывая камни шипастой резиной покрышек. Потом вдруг туман разошелся, открылись дальние склоны, белые и серые; казалось, в этом месте землю кромсали огромные челюсти, и она встала дыбом. Руслан никогда не видел таких холодных, злобных гор.

— Прошли перевал, — в микрофон сказала руководительница группы, и голос ее дрогнул от волнения. — Через несколько дней он закроется на всю зиму. А мы его уже прошли. Сядьте на места! Запрещено вставать! Пристегните ремни…

Из душной глубины салона прилетел комок жеваной бумаги. Загоготал хрипловатый голос — Джек, кто же еще. Руслан поежился.

— Джек, немедленно сядь! — рявкнула воспитательница в микрофон. — Мы проходим опасный участок трассы!

Дождь за окном сменился снегом. Мокрые снежинки бились о стекло, как медузы о набережную; Руслан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Водитель включил музыку — по несчастному совпадению, это оказался саундрек из фильма «Arizona Dream». Меньше всего Руслан хотел бы слышать это сейчас. Потому что ему сразу вспомнилось — машина, лето, он сидит на заднем сиденье, в центре, и через плечи родителей смотрит на дорогу. Видит ленту асфальта, помеченную пунктиром, тополя и цветущие липы на обочинах, чуть оттопыренное ухо отца, профиль мамы — она повернула голову и что-то говорит. Отец кивает и ставит вот эту мелодию…

Автобус повело на повороте. Завизжали девчонки, а Джек громко крикнул: «Упс!» Автобус выправился и покатил дальше, кто-то захохотал, как на аттракционе в парке, а песня в динамиках звучала как ни в чем не бывало.

Автобус шел, все еще притормаживая, но двигаясь куда увереннее, чем минуту назад. Они в дороге четыре часа, и не меньше часа впереди. Так говорили: от перевала час езды, по плохой дороге полтора. В сетчатом кармане, пришитом к спинке кресла перед Русланом, болтались на дне пластиковой бутылки несколько глотков воды.

Он хотел, чтобы дорога закончилась и чтобы она не заканчивалась никогда. Часы, проведенные в душном и тесном салоне, были передышкой, безвременьем, с которым можно смириться. А там, в санатории, придется признать, что ты приехал и дальше некуда бежать. Ты «дома».

— Вот мы и дома!

Четыре автобуса выстроились на площадке перед двухэтажным корпусом. Здание казалось серым, как горы, и таким же старым.

— Всем сидеть! Выйдете из автобуса по команде! Джек, сидеть, я сказала! Порядок будет такой: первым делом берем из багажного отделения свои вещи. Потом складываем их под крыльцом, где укажет комендант. Потом отправляемся на обед, и только потом… Артур, ты меня слышишь? Потом заселяемся в комнаты по шесть человек. Нет, не кто с кем хочет, а как укажет воспитатель! Выходим!

Руслан спустился по лесенке одним из последних. Перед корпусом собралась группа взрослых — их лица не понравились Руслану. Комендант, щекастый увалень; две поварихи с масляными улыбками, врач в неприятном белом халате, техник, мужичонка в синем комбинезоне. Воспитатели шумно работали — быстро и властно строили новоприбывших. Это были опытные люди с ухватками дрессировщиков, они прекрасно понимали, как «надо себя поставить». Начальник стоял в расстегнутом пальто, будто специально затем, чтобы виден был костюм с галстуком. Может, он искренне считал, что костюм и в особенности галстук добавят ему авторитета. А может, человеку, надевшему партикулярное платье, нечего бояться мировых потрясений.

Из первого автобуса вышли семи-и восьмилетки. Из второго и третьего — школьники постарше, а в группе Руслана собрали подростков.

— Построились. Построились, быстро!

Дети озирались, сжимая в руках сумки и рюкзачки, толпились на мокром снегу, ежились от ветра, жались друг к другу. Руслан, по своему обыкновению, отошел чуть в сторону.

Старший преподаватель радушно поднял руки:

— Поздравляю, дети, вы дома! Санаторий «Перевал», ныне дом-интернат, не очень роскошный, зато здесь вы в безопасности! Никаких карантинных зон! Дети — наше будущее, поэтому мы стараемся для них. То есть для вас. Сейчас младшие возьмут вещи и пойдут поселяться в комнаты, а старшие — автобус номер четыре — вымоют руки и пойдут накрывать обед для всех. Здесь у нас слуг нет, все делаем сами! Позже установим порядок дежурства. А сейчас — первый, второй, третий автобус — за мной!

Малышня широкой вереницей потекла к крыльцу. Колесики ярких чемоданов подпрыгивали и увязали в снегу. Кто-то сильно толкнул Руслана в бок.

— Закрой варежку, — Джек приблизил злую веснушчатую физиономию. — И запомни, если кто-то спросит, — я припадочный, у меня порок сердца, мне работать нельзя.

Столовая показалась огромной, как заводской цех, страшно холодной и пустой. Руслану и Пистону велели резать хлеб. Пистон начал бодро: он был из многодетной семьи и работой по хозяйству не брезговал, но приятель Джек что-то сказал, проходя мимо, и наступил саботаж.

— Что-то нож тупой. — Пистон задумчиво разглядывал сизый тесак, чье лезвие хищно искривилось от многократной заточки. — А хлебушек вкусный.

Он выудил из груды ломтей, нарезанных Русланом, горбушку и принялся смачно жевать.

— Тащите хлеб! — раздался из глубины зала повелительный голос поварихи. — Живее, сироты косорукие!

Руслан посмотрел на гору круглых краюх, которые предстояло еще нарезать, и на свою правую ладонь, натертую до лопнувших пузырей. В зале звенела посуда — девочки расставляли тарелки, парни разносили кастрюли с супом, и дико ржал над чем-то вездесущий Джек. Пахло едой — неаппетитной, невкусной, но, безусловно, питательной, горячей, в меру жирной.

— Режь, — сказал Руслан Пистону. — Иначе не успеем.

— Поднажмешь, и успеем. — Пистон потянулся. — Ты работай, Валенок. А то придут злые зомби и сожрут тебя!

Руслана передернуло. Он до сих пор не понимал, как можно шутить на это тему.

Коридоры, устланные тусклым линолеумом. Туалеты, облицованные синей и белой плиткой, душевые с деревянными мостками поверх ржавых стоков. Казенная, добротная, надежная обстановка. Это ведь не на всю жизнь, сказал себе Руслан.

Их группа формировалась наспех. Некоторые были сироты, всю жизнь мотавшиеся по детским домам и приемным семьям: эти были смелы, злы и всегда находили силы для веселья, причем посмешищем становился кто-то из «соплей». Руслану долгое время удавалось не попадать в число «сопливых», он все-таки был уверенный в себе, спортивный парень. Но именно его Джек в конце концов избрал любимой жертвой. Именно над ним издеваться было веселее всего.