Урсула Ле Гуин - Морская дорога

"Первым делом я должна очистить от этого плюща весь участок с розами до самой ограды, - думала Рита, вытягивая из земли длиннющий стебель с корнями, который привел ее к целому клубку покрытых густой листвой побегов, отходивших от материнского ствола толщиной с водопроводный шланг. - Я должна выпалывать его как можно чаще и непременно постараться, чтобы плющ не обвил сосны. Вы только посмотрите, он ведь всего лишь за год уже удушил одно дерево!" Рита потянула за стебель, толстый, как кабель, и такой же тяжелый, но даже приподнять его как следует не смогла. Она поднялась на крыльцо и, сунув голову в дверь, крикнула:

- У нас большой секатор для стрижки веток есть?

- Да, вроде бы; по-моему, он на веранде на стене висел. А что, разве его там нет? - откликнулась Мэг из кухни. - Во всяком случае, он должен быть. - Между прочим, должна была быть и мука в большой коробке на кухне, однако коробка была пуста. То ли она сама всю ее еще в августе израсходовала и забыла об этом, то ли Фил и мальчики понаделали себе лепешек, когда заезжали сюда в прошлом месяце. Итак, где у нас там список? Надо непременно записать: мука, не то она забудет ее купить, когда пойдет в магазин. Так, и листочка нет!

Придется купить блокнотик, чтобы хоть было на чем всякие мелочи записывать. Шариковую ручку Мэг нашла в ящике стола среди прочего хлама. Ручка была зеленая, прозрачная, на ней было написано: "Магазин Хэнка: скобяные изделия и автозапчасти". На куске, оторванном от бумажного полотенца, она написала: мука, бананы, овсянка, йогурт, блокнот... Ручка подтекала, оставляя кляксы зеленого цвета, и Мэг вытирала их остатками бумажного полотенца. Все идет по кругу или как минимум по спирали. Кажется, совсем мало времени прошло - какой там год! - с прошлого октября, когда она в этой же самой кухне занималась буквально тем же самым. И это не было ощущение "deja vu" или "deja vecu"; просто и во все прошлые октябри приходилось делать все это, и теперь ее ноги шли по старым следам - нет, все-таки что-то изменилось; во-первых, ноги теперь стали немного другие, на полномера больше, чем в прошлом году. Интересно, они что же, так и будут увеличиваться? В итоге, пожалуй, ей придется носить мужские сапоги двенадцатого размера, как у лесорубов! Вот у матери с ногами никогда ничего подобного не происходило. Она всю жизнь носила номер 7, и до сих пор носит номер 7, и всегда будет носить номер 7; она и фасон туфель никогда не меняла - всегда это были аккуратные, отличной выделки мягкие лодочки с каблуком не больше дюйма или легкие теннисные туфли; и она никогда не экспериментировала с немецкими башмаками на деревянной подошве, с японскими кроссовками или с модными узконосыми туфлями "смерть пальцам". Разумеется, мать и одевалась всегда соответствующим образом, будучи женой декана; впрочем, она к этому привыкла с юности, "папина дочка", настоящая "принцесса" маленького городка, которая всегда ТОЧНО ЗНАЕТ, какая одежда и обувь ей подходят.

- Я собираюсь сходить в "Хэмблтон", тебе ничего не нужно? - крикнула Мэг матери, сражавшейся в саду с "проклятым плющом".

- Не думаю, по-моему, нет. Ты пешком пойдешь?

- Да.

Они были правы: требовалось определенное усилие, чтобы просто сказать "да", не уточняя ответа, не пытаясь его смягчить: "да, наверное" или "да, скорее всего"...

Четкое "да" имело некоторый оттенок ворчливости, грубости, было полно тестостерона. Вот если бы Рита сказала "нет", а не "не думаю, по-моему, нет", это прозвучало бы в ее устах грубо или раздраженно, и Мэг, возможно, не ответила бы так кратко, а стала выяснять, в чем дело, почему мать ТАК СТРАННО, совершенно непривычно ей отвечает. "Я в "Хэмблтон", - бросила она мимоходом Филу, который, разумеется, стоял на коленях возле книжного шкафа в маленьком темном холле, уже уткнувшись в какую-то книгу. Спустившись с парадного крыльца по четырем широким деревянным ступеням, она вышла через калитку на улицу, закрыла калитку на засов и, пройдя несколько шагов, свернула направо, на Морскую дорогу, чтобы сразу попасть в центр города. Все эти знакомые действия доставляли ей огромное наслаждение. Она молча шла по той обочине дороги, за которой сразу высились дюны, и между поросшими травой дюнами видела океан, огромные волны, от которых у нее перехватывало дыхание, и кусочки пляжа, куда сразу убежали ее дети.

Грет ушла на самый дальний конец пляжа, к нагромождению ржаво-коричневых базальтовых глыб у мыса Рек-Пойнт; она отлично знала, как пробраться по этим скалам на самую высокую точку, в такое место, куда больше никто не придет. Сидя там на прибитой ветром траве и глядя на волны, лижущие островок Рек-Рок и тот риф, который папа называл Рикрэк, и уносящиеся вдаль, к горизонту, можно было представить себе, что и сама плывешь вместе с волнами все дальше и дальше...

Что это по крайней мере вполне возможно. "Однако сегодня нет решительно никакой возможности остаться в одиночестве!" - сердито подумала Грет. Вон, в траве валяется жестянка из-под пива; дурацкий обрывок синтетической оранжевой ленты привязан к палке, воткнутой неведомым "покорителем вершин" на самом видном месте; вертолет береговой охраны крутится и гудит над морем, летая вдоль пляжа до Бретон-Хэд и обратно.

Никто не любит, когда другие хотят остаться в одиночестве. Приходится с этим мириться или же, напротив, решительно разделываться, отбрасывая в сторону весь этот ненужный хлам, чепуху, тривиальность - Дэвида, летнюю сессию, бабушку, то, что о тебе думают другие, и самих других людей. Приходится просто от них уходить. Далеко-далеко. Но теперь это становится делать все труднее; а раньше было легко - легко уйти, но очень трудно вернуться назад; а сейчас почему-то гораздо труднее уходить, и она уже не может уйти далеко-далеко.

И не может долго-долго сидеть здесь, глядеть на океан и думать о глупом Дэвиде и о том, для чего там эта палка и почему бабушка так посмотрела на ее ногти, что в них такого особенного? "Что это со мной происходит? - думала Грет. - Неужели я теперь всегда буду такой?

Буду не на океан смотреть, а замечать дурацкие банки из-под пива?" Она встала, сердясь на себя, и, прицелившись, как следует поддала пивную банку ногой; банка, описав невысокую дугу, мгновенно исчезла - нырнула в воду и больше уж не показывалась. Грет повернулась и полезла на самую вершину; там, встав коленями на влажные сочные листья папоротника, она выдернула из земли палку с куском нелепой оранжевой ленты и зашвырнула ее как можно дальше; она видела, как палка упала в заросли папоротника и еще каких-то высоких трав на южном склоне, которые благополучно и бесследно поглотили этот "след цивилизации". Выдирая палку из земли, Грет немного содрала кожу на руке и от боли оскалилась, точно разозлившийся шимпанзе, зубами чувствуя, какой холодный дует ветер. Океан на уровне ее глаз лежал серой плоской громадой; он тут же как бы принял ее в себя. И ничто ей больше не мешало.