Лао Шэ - Избранное

— Выходит, люди, имеющие работу и еду, совсем не участвуют в политическом движении? — усомнился я.

— Да, не участвуют, потому что боятся. Стоит им шевельнуть пальцем, как император, военные или очередная свара ограбят их до нитки. Им остается либо терпеть, либо купить небольшой чиновничий пост. Заниматься политикой у нас могут только учившиеся за границей, хулиганы или полуграмотные военные, которым нечего терять: в сваре они получат еду, а без свары вообще останутся голодными. Революция в нашей стране стала своего рода профессией, однако хороших результатов это не принесло. Политика изменяется, но не улучшается. О демократии кричим, а народ по-прежнему беднеет. И молодежь становится все более поверхностной. Даже те, кто в самом деле хочет спасти страну, только попусту таращат глаза, когда захватывают власть, потому что для правильного ее использования у них нет ни способностей, ни знаний. Приходится звать стариков, которые тоже невежественны, но гораздо хитрее. По видимости правят революционеры, а по существу — старые лисы. Неудивительно, что все смотрят на политику как на взаимный обман: удачно обманул — значит, выиграл, неудачно — провалился. Поэтому и учащиеся перестали читать: только зубрят новые словечки да перенимают разные хитрости, воображен себя талантливыми политиками.

Я дал Маленькому Скорпиону отдохнуть, а потом напомнил!

— Ты еще не рассказал о всеизме.

— Сейчас скажу. Итак, народ становился беднее, потому что во время гвалта и драк никто не обращал внимания на экономику.

И тут появился всеизм; он вышел из народа, вырос именно из экономических проблем. Раньше революции не приводили к свержению императора: монарх объявлял, что целиком верит какой-нибудь из свар, иногда даже становился ее вождем, поэтому один поэт торжественно назвал нашего императора «руководителем всех свар». Только всеисты убили первого императора. Но после того как власть перешла к ним, было истреблено немало народа, потому что они требовали уничтожить всех, кроме чистокровных крестьян и рабочих. Убийства, конечно, никого не удивили — в Кошачьем государстве всегда легко убивали. Если бы вместо паразитов действительно стали править крестьяне и рабочие, это было бы совсем не плохо. Но кошки остаются кошками и во время переворота: например, они не убивали тех, кто платил выкуп. В результате многие паразиты уцелели, а невинные погибли. Спасшиеся проходимцы влезли в свару, начали там интриговать, и с тех пор расправы потеряли уже всякое оправдание.

Кроме того, согласно всеизму, каждый человек получает подходящую работу и равное вознаграждение. Чтобы осуществить этот принцип, нужно было первым делом изменить экономическую систему, а во-вторых, воспитать в людях желание жить друг для друга. Но наши всеисты, погрязшие в склоках, не имели никакого понятия об экономике и тем более о новом воспитании. Кончив убивать, они вытаращили глаза, захотели помочь крестьянам и рабочим, но обнаружили, что ничего не смыслят ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности. Поделили между крестьянами землю, долго думали, сажать ли дурманные деревья, и, пока они не выросли, все голодали. Для рабочих дела вообще не нашлось. Снова начали убивать, полагая, что им мешают разные вредители. Так иногда сдирают шкуру, вместо того чтобы почесаться.

Всеизм разделил судьбу многих заимствованных нами учений. В других государствах они становятся прекрасным средством исцеления общества, а у нас превращаются в сплошное самобичевание. Мы никогда как следует не думаем, не смотрим правде в глаза, поэтому и получаем от революции одни разрушения. Люди извлекают из нее новые мысли, новые планы, а мы устраиваем революцию только ради шумихи, потому что ничего не знаем, ничего не делаем, забываем о гуманности, о том, что революционное дело требует от человека высоких духовных качеств, только нападаем друг на друга, прибегая к самым подлым приемам. Пока мы занимались убийствами да таращили глаза, вождь всеистского движения сам стал императором. Всеизм и император — это же совершенно несовместимо, похоже на дурной сон! Но у нас такие вещи не удивительны, потому что мы абсолютно ни в чем не разбираемся. Всеизм тоже привел к воцарению Его Величества — и все успокоились. Император благоденствует по сей день, по-прежнему называется «руководителем всех свар», а всеизм прозябает между этими сварами!

Я впервые увидел на глазах Маленького Скорпиона слезы.

Хотя Маленький Скорпион всегда говорил мне правду, его критика вновь показалась мне бесплодной, слишком мрачной. Конечно, я приехал из спокойного, счастливого Китая, поэтому и считал, что не может все быть так безнадежно. Здоровому человеку нелегко понять пессимизм больного. Но надежда обязательно должна сохраняться — это мать усилий, своего рода долг человечества. Я не верил, что люди-кошки не способны ничего добиться. Они все-таки люди, а люди могут преодолеть все.

Я решил пойти к Большому Скорпиону и познакомиться через него с политическими деятелями. Если я встречу среди них хоть нескольких здравомыслящих людей, то наверняка узнаю что-нибудь обнадеживающее. Конечно, еще полезнее было бы поговорить с народом, но простые кошки слишком боятся иностранцев и вряд ли разбираются в политике. Таким народом очень легко управлять. И хотя мне всегда было чуждо преклонение перед героями, я решил поискать свой идеал среди политиков, способных что-то сделать для народа.

Как раз в это время Большой Скорпион пригласил меня на званый обед. Он был видной фигурой, среди его гостей должны оказаться политики. Кроме того, я давно уже никуда не ходил, надо размяться.

Улица по-прежнему кишела прохожими, как муравейник; впрочем, здешние жители напоминали муравьев только подвижностью, а не трудолюбием. Я не мог понять, какой притягательной силой обладает этот жалкий город, почему люди-кошки так стремятся сюда. Видимо, в деревнях уж совсем скверно. Единственное изменение к лучшему, которое я заметил, состояло в том, что меньше воняли улицы: в последние дни лил дождь и провел вместо жителей «Движение за чистоту».

Большого Скорпиона не оказалось дома, хотя я пришел вовремя. Встретил меня человек-кошка, который в дурманной роще по-сил мне еду; мы были знакомы, поэтому он и решился заговорить со мной:

— Если тебе назначают встречу в полдень, приходи вечером или на следующее утро. Можно и через два дня — это наш обычай.

От души поблагодарив его за пауку, я спросил, кто еще приглашен. У меня было сильное желание уйти, если гости окажутся неподходящими, но он ответил:

— Все важные персоны. Иначе не пригласили бы тебя, иностранца.

Ладно, останусь. Но что делать до пира, который неизвестно когда начнется? Тут я вспомнил, что в кармане у меня есть несколько национальных престижей, и дал их старому слуге. Все остальное свершилось само собой. Вскоре я уже сидел на помосте и слушал небезынтересные вещи. Деньги — лучший ключ, отмыкающий людям-кошкам рты.