Татьяна Мудрая - Костры Сентегира

Над ручьём, что вытекал из малой чаши, вился лёгкий пар — здесь было прохладней, чем у истока. Пол был неровный и скользкий, Сорди увлеченно балансировал на неровных плоских плитах — и пропустил момент, когда оказался на берегу водоёма.

Вокруг удивительно синего озерца, похожего на небо, затянутое облачной пеленой, струнными рядами возвышались беломраморные колонны, перемежающиеся с подобием канделябров. Их выточила по своей прихоти вода; эта же вода, растворившая в себе крупицы камня, застыла в виде украшений совершенно сказочного вида и красоты, которые опрокидывали себя вниз, чтобы слиться со стихией, что их породила. А в центре этой фантасмагории, по колено в воде и тумане стоял абсолютно голый человек и плескал себе водой в лицо.

Два толчка, с разных сторон стиснувших сердце: мужчина? Но если…Чужак или даже враг? Стройное худощавое тело, широкие плечи, талия, которую можно обхватить двумя ладонями, крепкие ягодицы умелого всадника. Бёдра чуть широковаты для юноши, ноги — жилистые, с сухими икрами, но всё равно изящны. И самое главное — коса. Слишком длинная для воина — он видел кое-кого из взрослых инородцев — и необычного для здешних жителей оттенка.

— Карди, ты прямо так и моешься, не расплетая волос?

Она обернулась — крепкие груди даже не колыхнутся, светлый треугольник между ног почти просох от влаги.

— Ну да, Сорди, вот так и полощусь. С отваром травы мыльнянки. Разбирать косу и укладывать заново по всем правилам — дело хлопотное, спасибо раз в месяц эту пытку вытерпишь.

Шрам выделился резче — или кожа на щеках слегка посветлела? Зато язвочки…

Нет их. Совсем.

— Не торчи сталагмитом — скидывай порты и лезь, покуда водица не остыла. У нас в запасе лет от силы пятьсот. Да не бойся — я уже пошла на берег обсыхать и вытираться.

— Я это из-за твоего лица. Совсем быстро прошло.

— А, пустяки. Раньше серной мазью все кокетки мазались от угрей. Старая шкура слезет — новая под ней что шёлк. Хотя недолго действовало, правда. Ну, наслаждайся тут без меня, Актеон, а то как бы рога оленьи не выросли. Жидкое мыло — в чашке, мочало — на колу.

Слегка улыбнулась, проходя мимо, сгребла в охапку свои вещи и ушла.

Когда Сорди вернулся, Кардинена почти облачилась и даже наполовину обмотала талию своим примечательным шарфом: потайных карманов в нем, похоже, было не меньше, чем в стенах здешнего «охотничьего домика». Сабля крепилась на особом кольце, а мелочи, которые можно было показать народу, — по принципу нэцке: один конец шнура — резная фигурка, другой, с кошельком или коробочкой, свисает внизу пояса. Накинула на плечи плащ, нацепила на каждое запястье по тяжелому, из четырех створок, бронзовому наручу шириной едва ли не до локтя.

Одежду ему зачем-то было велено сменить в очередной раз: рубаха со стоячим воротом и короткие шаровары тонкого белого полотна, куртка не какая попало, а из добротно выделанной и крашенной бурым цветом юфти. Плащ и, кстати, башмаки оставили прежние, хотя выдали пару носков тончайшей вязки и очень прочных с виду: шёлковых?

— В ногавках, как у меня, камень хорошо чуять. Но тебе рано — только ступни повредишь. Ягмурлук вполне для тебя хорош: большой, тёплый и почти ненадеванный. Выдан тебе аккурат в соответствии с нынешним статусом, — объяснила ему старшая.

Что она была старшей, показывал обруч из той же бронзы, но размером много меньше тех, что у Карди, с защёлкой и шипами на внутренней стороне, которым Карди велела ему скрепить расчёсанные костяным гребнем волосы. Теперь каштановая грива, что до того свободно рассыпалась по плечам и спине, оказалась скована в хвост наподобие конского.

Затем они набрали по небольшому заплечному мешку всякого сухого корма, рассовали по карманам кое-какие второстепенные мелочи, что не вместились в пояс.

— Обычай велит оставить взамен что-нибудь лишнее, — сказал Сорди. — Ты же на ходу вся греметь будешь, как ведун бубенцами.

— Сделано, приторочено и вообще не твоя забота, — сухо ответила женщина. — А ты знаток здешних порядков, как я погляжу. Дай-ка присядем на дорожку — тоже привычка неплохая. Родом из твоей матерней землицы, однако.

Они опустились наземь — и началась беседа: поток вопросов, которые задавались с непонятной целью и требовали немедленного и четкого ответа. Стоило мужчине задуматься, как перстень с когтем, повернутым к основанию среднего пальца, начинал постукивать по каменному сиденью — живое напоминание о дальнобойном арбалетике.

— Всё, можешь быть свободен, — заключила Карди, когда он уже было решил, что его решились вконец уморить. — То есть вот прямо сейчас будем выбираться отсюда — загостились. Как я поняла, социальная антропология, психология масс и учение о коллективном бессознательном у вас в универе шли как факультатив?

— Да, причем я ухитрился получить зачёт по всем трём. Этнология была обязательным предметом, я упомянул?

— Здесь, уже после эмиграции, правоглавы заставили тебя изучить пару-тройку горных лэнских диалектов в придачу к общенациональному эдинери — так называемому «говору лесов и степей».

— Они тут в стране Динан, все похожи, — объяснил Сорди. — Небольшие различия в словарном запасе и произношении. Вот у тебя — ну, насчет слов молчу, это неважное дело — но какая-то акцентуация необычная.

— Профессор Хиггинс, тоже мне, — поморщилась Карди. — В верховой езде тоже: зарабатывал на спорт королев репетиторством и в дни бегов не вылезал с ипподрома.

— Виноват.

— Надо бить себя в грудь и причитать: «Mea culpa, mea maxima culpa», и всё пройдет, — усмехнулась она. — Что, такому тебя твои безгрешные собратья не учили? Ничего, здесь это лыко тоже в строку, хотя ставки в игре здесь другие, а лошади нам пока и вовсе не по рылу.

— Я бы и не сумел верхом по таким тропам.

— С хорошо обученным конём сие не так трудно, как тебе кажется. Так вот. Я думаю, не взять ли тебя в подмастерья. В ученики или там оруженосцы. Без высшего руководства тебе с Лэном и горами не разобраться и вообще не проживёшь и недели. О том я уже говорила, по-моему. Так вот тебе пища для размышлений. Ученик соблюдает три основных правила: не надевает «смертного железа», не задаёт вопросов, пока мастер не спросит, исполняет приказ старшего тупо, слепо, безмозгло и так далее. Ибо пока включишь разум — напрочь лишишься его вместилища и седалища.

— Я обязан подумать или сразу соглашаться? — спросил Сорди.

— Пока я прямо не предложила — нет, конечно. Думай сколько влезет. Мы оба ничем друг другу не обязаны, даже самим фактом существования.

— Значит, ты мастер?

— Раз при долгом клинке — да, конечно. С перерывом на тот случай, если его возьмут украдкой. Только не спрашивай, прошу тебя, что именно делают с сабельным вором, когда поймают.