Владислав Кетат - Стать бессмертным

В реальность Евгения Ивановича вернула, доносившаяся откуда-то сверху, трель перфоратора; он обнаружил, что стоит под душем с эрегированным членом и гладит рукой мочалку.

«Так вот же оно! — как будто бы извне свалилось в голову Евгению Ивановичу. — Вот о чём говорил карлик! Как же я сразу не догадался… Чем не смысл жизни? Это ли ни есть первейшая человеческая страсть? Основной инстинкт, так сказать! И ведь всё сходится — нет ни греха, ни суда, есть только жизнь, и нет ничего кроме, а жизнь для меня — это близость с женщиной… Я ведь и в правду не могу без них жить. А мой дар? Моя необъяснимая способность? Не просто же так я обременён ею! Может, я новоявленный Приап или Озирис или этот, как его, Амон… Почему, собственно, нет?»

Евгений Иванович нисколько не кривил душой, когда уровнял смысл своей жизни с плотскими утехами; давно и с лёгкостью он признался себе, что уже не испытывает удовольствия ни от чего, что радовало его раньше. Ни наука, ни чтение, ни эстетические услады — посещение театров, выставок и кино совершенно не интересовали его и уже ни к чему не побуждали. Незаметно для себя он стал ко всему этому равнодушен и совершенно не жалел об утраченном. Единственное, о чём Евгений Иванович думал ежечасно, и что действительно его волновало, была предстоящая близость с очередной женщиной, а также всё, что этому процессу сопутствовало.

«Должно быть, я впадаю в детство, — отчего-то радостно подумал он, — а, может, наоборот, я стал мудрее, и передо мной, наконец, открылась истина».

Обрадованный, Евгений Иванович выскочил из ванны и побежал любоваться на себя в зеркало.

Потом Евгений Иванович не раз про себя потешался своим тогдашним выводам и тем, что сравнивал себя с Приапом, Озирисом и другими древними оплодотворителями, но не в них, этих сравнениях заключался смысл, а в самом решении, принятом тогда в ванной. Стыд, приличия, давешние моральные нормы — всё это было им тогда отброшено, как устаревшее и недействительное. Будто он сам себе выдал некий документ, срамную индульгенцию, освобождающую его от прежних сомнений и обязательств.

Отношений со студентками Евгений Иванович до этого времени старался избегать. В его целевую группу обычно входили дамы от тридцати с хвостом до сорока с хвостиком. Женщин старше он называл про себя «продуктами биологического старения» и игнорировал. После стольких интрижек он стал невероятно разборчив. Но в душе, в самых своих сокровенных мыслях он мечтал о молодых девушках, юных и свежих, ещё не тронутых так называемой зрелостью, которой Евгений Иванович, если честно, был уже пресыщен.

Первой его целью стала отстававшая у него по всем фронтам, широкая в тазу и полногрудая Надя Глебова, которую он пригласил к себе в Бибирево на дополнительные занятия; Надя неожиданно спокойно приняла его предложение. Евгению Ивановичу казалось, что он поступает даже несколько по-джентльменски, так как ему удалось узнать от Надиных одногупниц, что Надя в настоящий период времени не обременена молодым человеком.

Надя приехала к нему в воскресенье утром с рюкзаком за плечами и коричневым, обшитым дерматином, тубусом в руках. Евгений Иванович встретил её одетым ровно так, как он появлялся на лекциях — в костюме и при галстуке. Он не знал, зачем он так вырядился, возможно, чтобы снизить шок, который неизбежно возникает у студентов, когда они встречаются с преподавателями вне учебного заведения.

Некоторое время они действительно занимались (примерно часа полтора), за которые Евгений Иванович сделал вывод, что Надя совсем не глупа, просто ей не хватает элементарной сосредоточенности. Он подумал, что подобным ей барышням особенно пользительны именно такие, индивидуальные занятия, и эта мысль показалась ему забавной. Евгений Иванович улыбнулся.

Только Наде в первую очередь мешала аура Евгения Ивановича — чувствуя на себе его взгляд, Надя краснела и ошибалась. Когда Надя стала ошибаться совсем уж часто, Евгений Иванович решил, что хватит.

— Думаю, для первого раза достаточно, — сказал он, — давайте сделаем перерыв.

Услышав это, Надя повела себя странно — молча отложила учебник, ручку и тетрадь, встала из-за стола и сняла с себя свободный, крупной вязки свитер, какие обычно носят девушки, которым есть, что скрывать и совершенно нечего показать. Наде как раз было, что показать, и колыхание пригодного к показу в момент снятия ею свитера заставило Евгения Ивановича почувствовать приятное тепло в паху. Евгений Иванович поднялся навстречу своей студентке, одновременно снимая с себя «лекционный» пиджак. Надя, уже не красная, а наоборот сильно побледневшая, шагнула к Евгению Ивановичу, плавно и положила свои полные руки ему на плечи. В следующий момент Евгений Иванович почувствовал ни с чем не сравнимое ощущение касания женской груди, крепко обнял Надю и впился в её белую шею долгим поцелуем.

Со временем «дополнительные занятия» со студентками стали для Евгения Ивановича регулярными. Он всегда приглашал девушек к себе и никогда наоборот. Таким образом, Евгений Иванович соблюдал основную природную суперпозицию, как, например, кошку всегда приносят коту. Традиция квазиджентльменства также прижилась — на занятия приглашались только свободные от других отношений девушки.

К удивлению Евгения Ивановича соответствующих слухов о нём по институту не поползло. Студентки, видимо, боясь быть осмеянными подругами, делиться впечатлениями о встречах со своим преподавателем не спешили. И это не могло не радовать.

В апреле в бурную жизнь Евгения Ивановича тёплым весенним ветром занесло странную угловатую девушку с короткой стрижкой. Звали девушку Алёной, похожа она была на сильно обрусевшего китайчонка, и было ей, как она выразилась, без двух месяцев двадцать. Фамилии девушки Евгений Иванович не знал, поскольку она училась в каком-то другом учебном заведении (в каком именно он выяснить поленился).

Это был первый случай, когда девушка явилась к нему по чьей-то наводке. Сначала Евгений Иванович решил, что она действительно пришла на дополнительные занятия по сопромату, и даже не рассчитывал на постель, но девушка с первых минут повела себя весьма раскованно, и уже через несколько минут её нахождения в комнате всё встало на свои места. Евгений Иванович был слегка удивлён такому натиску, но, разумеется, ничего против не имел.

«Наверное, слух всё-таки пошёл, — раздевая девушку и попутно раздеваясь сам, думал Евгений Иванович, — кто же это, интересно, капнул? Надо будет выяснить…» Но спустя несколько мгновений он уже думал о другом. Евгений Иванович совершенно правильно решил не отвлекаться на такие вопросы, а полностью сосредоточится на процессе; вернуться же к этому он думал потом, то есть, сразу после — аккуратно расспросить, кто именно посоветовал к нему обратиться, но, разумеется, обо всём забыл.