Владимир Головин - Бронзовый топор

Сур выдернул копье, отбросил его в сторону и поднял окровавленную руку над головой. Лицо его сделалось белым, глаза горели огнем ненависти. И он закричал.

— Я повелитель духов Лесных разбойников!.. Я заклинаю!.. Будь проклят тот, кто убил моего друга! Отныне охотничья тропа его кончится там, где он встретит первый волчий след! Это говорю я, Повелитель волков!

Сур был страшен. Завыли в земляной нише волчата. У ног человека умирала Иччи.

Охотник Голубиное Яйцо медленно пятился. И вдруг кто-то вскрикнул. Он обернулся. На снегу, четкий и ясный, лежал старый след Иччи.

Голубиное Яйцо закричал громко, протяжно и, охватив голову руками, рухнул лицом в снег.

Люди, объятые страхом, отступали все дальше и дальше, только Великий Заклинатель Лосось подошел к упавшему охотнику и, наклонившись, перевернул его на спину, приставил ладонь к губам.

— Душа Голубиного Яйца улетела… Духи забрали ее… Люди, пораженные увиденным, молчали.

— Я ухожу… — сказал Сур. — Я ухожу от вас… Кто захочет, тот придет ко мне сам…

Он поднял на руки Иччи и заковылял прочь, вверх по долине, тяжело припадая на изуродованную ногу и не оглядываясь. И никто не посмел поднять копья или сказать слово. Сур уносил Иччи к своему жилищу, чтобы, по обычаю предков, зарыть ее в землю вблизи своего очага, как это делают все люди Страны Лесов, когда умирает близкий или друг. Рядом, не отставая ни на шаг, бежали, льнули к ногам человека осиротевшие волчата. На чистом ослепительно белом снегу оставалась за ними глубокая неровная тропа. Она уходила к краю земли и была видна всем…

— Что надо человеку, чтобы жизнь его сделалась Вечным Праздником? — говорил негромко и важно Великий Заклинатель рода — Серый Гусь. — Человеку нужда еда… Когда живот его полон, он радуется солнцу, траве, ветру. В жилище из шкур было темно и душно. Люди Края Лесов сидели так тесно, что щеки их касались. Каждый из них недавно съел много мяса, и потому они были согласны со словами Заклинателя.

Белая куропатка летела над самой землей, и от частых, торопливых взмахов ее крыльев шевелились и сбрасывали с себя снег сухие стебли пушицы. Мизинец торопливо присел, готовясь метнуть в куропатку обожженную в костре короткую палку с утолщением на конце, но в тот же миг увидел, как черной молнией упал на птицу с неба Ворон, и… промахнулся.

Сердце юноши остановилось. Он помешал священной птице, отнял добычу и теперь… Сделалось так страшно, что на некоторое время Мизинец перестал и слышать, и, когда робко поднял голову, перед ним на плоском камне сидел тот самый Ворон и не мигая смотрел ему прямо в лицо. Клюв у Ворона был разбит, а крылья бессильно висели.

— Ты кто? — спросила птица голосом старого человека.

— Я охотник, — робко и тихо сказал юноша. — Совсем недавно я получил имя — Мизинец. Не наказывай меня, мудрый Ворон, за то, что я помешал твоей охоте. Я обещаю, что больше никогда не ступлю на тропу, где охотишься ты.

Глаза птицы ненадолго закрылись. Из разбитого клюва на камень медленно падали густые капли крови.

— Слушай меня, охотник Мизинец. Слушай и запоминай. Я, покровитель вашего рода, Великий Ворон, сделался больным и старым. Сегодня мой путь лежит в край огненных гор и белой воды, чтобы снова стать молодым и сильным. Живущие в лесах и тундре духи скоро узнают, что меня нет. И тогда они могут прийти к вам в стойбище. Песцы и лисицы по их велению разроют мясные ямы, а рыба в озерах и речных омутах подохнет. Люди начнут голодать, а черная болезнь сделает охотников слабыми, и они не смогут натягивать тетивы на своих луках, когда придут враги. Пусть сегодня же, раньше чем сядет солнце, мужчины насыплют вокруг стойбища высокий вал из снега и польют его водой из озера.

Сердце юноши сильно билось.

— Не покидай нас, Великий Ворон. Я принесу тебе желчь старого медведя! Ты сможешь залечить свои раны, и силы вернутся к тебе! — сказал он горячо.

— Желчь помогает только людям, — дыхание птицы стало тяжелым, и все чаще опускалась на глаза мутная пленка.

— Я улетаю, охотник Мизинец. Ты хорошо запомнил мои слова? Иди и перескажи их людям твоего рода.

Белый снег закружился перед глазами юноши, и, когда вихрь упал на землю и рассыпался, ни Ворона, ни камня, на котором он сидел, не было.

Мизинец хотел закричать, вернуть священную птицу, чтобы спросить, простила ли она его или нет, но кто-то больно толкнул в бок и потянул за руку.

— Проснись! Проснись!

Мизинец сбросил с себя оленью шкуру и вскочил на ноги. Перед ним стоял Птенец Куропатки. Маленькое лицо его, перемазанное сажей, было таинственным и важным.

— Ты принес хорошую весть? — серьезно, как подобает взрослому охотнику, спросил Мизинец, отчаянно прогоняя остатки сна.

Птенец Куропатки приблизил лицо к уху товарища.

— Толстяк трижды прокричал голосом ворона у большого огня.

И как ни старался Мизинец сохранить спокойствие, он все-таки не выдержал и даже подпрыгнул от удивления.

— Не говорит ли твой язык пустые слова?

— Птенец Куропатки — мужчина, — с достоинством сказал юноша и ударил себя растопыренной ладонью в грудь.

— Значит, это правда, что Толстяк нашел жилище Медведя?

— Тише! — Птенец Куропатки испуганно замахал руками. — Разве ты не знаешь, что нельзя вслух произносить его настоящее имя? Если он услышит, придет беда!

— Хорошо! Хорошо! — поспешно согласился Мизинец. — Я стану звать его Страшный.

Птенец Куропатки облегченно вздохнул.

— Так будет лучше… Бежим посмотрим, как мужчины готовятся к охоте.

Они выбрались из жилища. Яркий свет красного солнца ударил в лицо. До самого края земли лежали розовые снега. В стороне, откуда обычно прилетают белые Духи Метели, курился чадный туман, похожий на дым большого костра, в котором горят сырые деревья, — там было холодное море. А в стороне, откуда весной приходят олени, совсем близко от стойбища, вставал заснеженный лес. Пушистые и прямые, как волчьи хвосты, поднимались над тремя жилищами из жердей и оленьих шкур столбы дыма.

Птенец Куропатки заспешил, подтолкнул Мизинца в спину.

— Идем скорее к Толстяку.

— Подожди, — степенно сказал юноша, пряча прямые и жесткие волосы под меховой колпак, сшитый из шкурок евражки [8] Тундровый суслик. . — Разве ты забыл, что мы мужчины и охотники? Разве ты забыл, что нам уже дали имена?