Владимир Головин - Бронзовый топор

Но людям было не до рыбы. Мизинец обходил и проверял, не спят ли те, чьи глаза должны были быть зоркими и не знающими сна.

Через шесть дней начали возвращаться отряды. Они приносили плохие вести. Все видели многочисленные следы Плосколицых, а два отряда едва ушли от врагов. Пришельцы вели себя так, словно земля, по которой они бродили, всегда принадлежала им: они первыми нападали, они были смелы и не знали сомнений. Держались они небольшими отрядами, и это давало им возможность быстро и незаметно передвигаться на большие расстояния и появляться неожиданно там, где их не ждут.

Укушенный Морозом и Мизинец пошли к Жирному Сурку и Кивающему Головой, чтобы держать совет — так велел поступать обычай.

Знающие Жизнь лежали на мягких шкурах. Глаза их были подернуты серым туманом, а беззубые рты бормотали непонятные слова. Изредка кто-нибудь из стариков с трудом поднимал голову и протягивал руку. Одна из женщин вкладывала в дрожащую ладонь пьянящий гриб мухомор. Старик рвал его на кусочки и, разжевывая беззубыми деснами, глотал. Женщина торопливо подавала берестяной ковш; разливая воду по груди, старик выпивал ковш до дна и снова падал лицом в шкуру, роняя с губ желтую пену.

Мизинец с трудом растормошил Жирного Сурка. Тот долго не мог понять, чего от него хотят, а когда сообразил, тупо глядя молодому охотнику в лицо, сказал:

— Вы — молодые, трусливые, как зайцы, по следам которых идет лиса. Бегите и убейте Плосколицых, сделайте счастливую жизнь себе сами. А нам не мешайте говорить с духами. Наступило время Созревания, в лесах родился пьянящий гриб. Вот я вижу голую женщину. Вместо головы она приставила себе пьянящий гриб. Женщина шевелит широкими бедрами и зовет меня. Груди ее налиты, как вымя стельной важенки. Она машет мне руками. Хи-хи-хи-хи!

Тонкие тягучие струйки слюны ползли по подбородку Жирного Сурка. Укушенный Морозом покачал головой:

— Я говорил тебе, Мизинец…

Мизинец с отвращением оттолкнул от себя Жирного Сурка и ничего не ответил.

— Пусть их разберут по своим байдарам молодые охотники, — сказал старик, показывая на лежащих. — Мы идем вверх по Великой реке к своему стойбищу.

Мизинец обернулся к поляне и, приставив к губам ладони, пронзительно закричал:

— Мы идем на зимнее стойбище! Мы выступаем в поход!

Люди зашумели, задвигались. Они давно ждали этих слов.

Стояло время Созревания, и ночь вернулась на землю. Она была пока еще короткой, но редкие звезды уже ненадолго загорались на небе. Байдары медленно шли против течения. Не слышно было ни смеха, ни голосов. На этот раз лодки не прижимались к берегу, хотя плыть там было легче, а держались от него на расстоянии полета стрелы. Берега были тихими и спокойными, словно и не таилась в прибрежных зарослях опасность, словно и не бродили где-то совсем рядом жестокие Плосколицые.

Отступили далеко от воды заросли, и за поворотом открылись знакомые места. Издалека увидели люди свое стойбище: жилища с разрушенными перекрытиями, обгоревшие деревья, груды пепла.

Когда байдары совсем близко подошли к песчаной косе, из-за деревьев выскочили Плосколицые. Их было много. Они торопливо натягивали луки с черными стрелами. И тогда охотники, не занятые на веслах, первыми пустили в сторону пришельцев свои стрелы. Несколько воинов упало. Остальные, стреляя, начали медленно отходить к лесу.

Племя торопливо высадилось на берег, но след Плосколицых уже затерялся в чаще. Охотники бросились было в погоню, но Укушенный Морозом остановил их.

— Разве вы забыли об осторожности? Кто знает, что задумали враги?

Люди разбрелись по стойбищу. Вид жилищ был ужасен. Все они были разрушены. Плосколицые забрали или сожгли шкуры, зимнюю одежду. И когда все снова собрались вместе, Укушенный Морозом сказал:

— Надо уходить. Врагов слишком много, чтобы начинать бой. Мы переплывем на другую сторону Великой реки. До наступления времени Холодов они не смогут к нам прийти, потому что у них нет байдар. Мы будем думать и говорить с духами. Быть может, духи научат нас, что делать дальше.

— Мы хотим драться! — не согласились со стариком молодые охотники.

— Вы забываете, что идет время Холодов. Надо подумать, где будут укрываться от непогоды и что будут есть дети нашего племени. — Укушенный Морозом помолчал. Лицо его, иссеченное шрамами, потемнело и осунулось за эти дни. — А крови еще прольется много. Каждый сможет намочить в ней наконечники своих копий и ладони.

— Мы отдаем им нашу землю!

— Они ее забирают, — печально сказал старик.

Байдары отошли от берега. Сейчас же из леса выскочила толпа Плосколицых. Крики и визг неслись с галечниковой косы. Пришельцы плясали танец победы.

Течение снесло байдары далеко вниз, и стойбище скрылось из глаз. Берег, к которому причалили охотники, показался им враждебным и чужим.

Укушенный Морозом выбрал место для стойбища на склоне высокой сопки в густом лесу. Отсюда хорошо была видна река, и поэтому легко было заметить каждого, кто захотел бы приблизиться к стойбищу.

Словно для того, чтобы люди еще больше почувствовали свое одиночество и бессилие перед тем, что случилось, пришла непогода. Хрипло, простуженно плакали дети. Плач их вплетался в вой ветра и шорох дождя. Женщины стали раздражительными и злыми. Руки их, постоянно занятые работой по выделке шкур и шитью новой зимней одежды, покраснели, пальцы плохо гнулись. Они все время протягивали ладони к кострам. Ветер сделался холодным и безжалостным. Он гнал тучи отовсюду: с устья Великой реки, с Холодного моря, со стороны Страны Вечного Льда. Порой людям казалось, что даже осень пришла в этом году раньше обычного. Дух Уныния поселился в сердце каждого, и только мужчины еще собирались вместе и думали, что делать дальше.

Дни медленно умирали, ночи становились длиннее и непрогляднее. За горами и равнинами однажды вздохнуло Холодное море, и на землю, на нижние ветви деревьев села белая дымка мороза. Когда же она растаяла, земля и деревья засверкали красным и желтым. Сразу поспела голубика.

Тревога не уходила из племени. Великая река стерегла его от Плосколицых, но кто мог знать, что задумали духи. Охота была плохая. Олени, ушедшие в сторону Холодного моря, еще не вернулись, и поэтому охотники вынуждены были убивать все живое, что попадалось на их пути. На протоках и озерах они стреляли птиц, женщины, бродя по берегу, собирали красную рыбу, которая, закончив свой великий поход в верховья, подыхала в мелких речках. Мясо рыбы было вялым и безвкусным и отставало от костей.

Полуголодная жизнь и предчувствие недоброго сделали людей угрюмыми, и они совсем мало смеялись. Страх как тень бродил теперь за каждым. Не проходило дня, чтобы духи не посмеялись над кем-нибудь: то рука охотника теряла твердость, а глаз — меткость, то виделись в лесной чаще страшные существа и слышался тихий ропот.