Виктория Гетто - Исход (СИ)

А дни летят со страшной, просто неописуемой скоростью, полные страшными новостями. Рабочие, как я и говорил, не выдержали. То ли океанские эмиссары действительно сбежали, то ли они смогли как-то вновь сплотить тех, кто уцелел после первого восстания, но голодные люди не выдержали, и в одну из ночей попытались прорваться из кольца войск. Вспыхнули дома, голодные, буквально шатающиеся от ветра люди молча, потому что сил кричать у них не было, двинулись на штурм. Вооружённые винтовками, ножами, топорами, камнями и металлическими прутьями, обвязанные взрывчаткой, молча шли на солдат, под шквальным огнём пулемётов, падая сотнями, но не останавливаясь. Женщины и мужчины, подростки и дети, старики и старухи. Это была бойня. Самая настоящая. Говорят, что стрелки сходили с ума, некоторые не выдерживали и кончали с собой, но всё-таки перемололи тех, кто ещё оставался жив. Генерал от артиллерии сформировал специальные команды из уголовников и направил их в рабочие кварталы. Что те творили — просто неописуемо. Потом я побывал в тех местах. Но даже мой закалённый желудок не выдержал увиденного и не раз был опустошён. Даже бандеровцы на Донбассе не творили подобного. И я не хочу об этом вспоминать. Вообще артиллеристы отличались особой безжалостностью к окружающим и своим соратникам. На территориях, отошедших к ним творилось нечто страшное, напоминающее больше всего варшавское гетто во время подавления восстания в тысяча девятьсот сорок третьем году. Массовые казни, уничтожение деревень и городов стало нормой. За невыполнение норм выработки — смертная казнь. За утаивание продовольствия крестьянами — сжигалась вся деревня, зачастую с жителями. Выгребалось всё до зёрнышка, подчистую. После сдачи продовольственного налога приходили продотряды, обрекая уцелевших после массовых казней на голодную смерть. Иногда я не понимал смысла действий войск этого генерала, до той поры, пока океанские интервенты не вошли на подконтрольные ему территории, где он, лично, вышел приветствовать оккупационные войска и был награждён командующим океанскими частями орденом 'За особые услуги Океании'. Узнав об этом, оставшиеся два правителя объявили третьего изменником Диктатуры, только было поздно. Хуже того — теперь каждый подозревал другого в измене и не доверял невольному союзнику. Их части вели боевые действия наособицу друг от друга и несли большие потери. Больше того, захваченные ранее склады с боеприпасами и оружием очень быстро пустели, а изготавливать новое вооружение на смену было негде. И — некому. Жить за счёт трофеев? Была объявлена массовая мобилизация. В строй ставили всех, от мала до велика, в руки давали ломы, топоры, а то и просто палки, и гнали на убой. Пётр поседел в двадцать три года. Я ещё как-то держался, потому что глядя на меня сдерживались и остальные мои жильцы. Но и до них доходили рассказы о том, что снаружи творится кошмар. Горн не всегда мог удержаться от болтовни, за что пару раз получил от меня взбучку. Моральную, естественно. Не буду же я поднимать руку на старика? Он спохватился, но семена были посеяны, и всходы взошли. Аора попросила меня переселить её и Юницу с первого этажа на второй, поближе ко мне. Пришлось пойти на уступки. Теперь все жили в одном месте. Слугам полностью достался первый этаж. На улицу женщины практически не выходили, потому слишком многие оскорбляли или выкрикивали угрозы в их стороны, проходя мимо ограды. Несколько раз возле ворот находили трупы умерших от голода или убитых, и нам приходилось самим хоронить их на близком кладбище. Страна уверенно катилась к краю пропасти. Пётр приходил всё реже, и выглядел всё хуже. Спрашивал совета, но что я мог? Конечно, я старался. Но выходил только хуже — полумеры лишь оттягивали катастрофу. Океанцы медленно, но уверенно двигались с востока на запад, насколько я знал, одновременно войска заморских господ высадились и на западе, и в Прусии и Гондване так же шли отчаянные бои до последнего солдата и последнего патрона. Безысходность. Отчаяние. Вот что я ощущал, когда выходил из дома. В эти дни он казался мне единственным местом, где царили спокойствие и надежда на лучшее. Ценность Хьямы, как агента Океании и человека, знающего подноготную разведки скатилась к нолю. Теперь все знали, что беспорядки, покушение и восстание рабочих спровоцировано и организовано агентами заморской державы. Но… Я слишком привык к ней, чтобы просто в один прекрасный день выгнать её на улицу или передать властям. Пусть будет, как было. Так я решил. Всё-равно, кому-нибудь из наших она пригодится. Так закончилась зима, сменившись весной. Расцвели уцелевшие деревья, кустарники. Зазеленела трава, появились первые цветы. Только радости от того, что закончились холода, не было. С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Океанцы резко прибавили темпы наступления. Если раньше помогали холода и глубокий снег, то теперь, едва подсохла земля, тысячи солдат в синих мундирах зашагали по полям, дорогам и лесам, распевая гимны на чужом языке. Немногочисленные попытки сопротивления жестоко подавлялись. Да и воевать было некому — все людские резервы Русии практически иссякли. Теперь очень редко на улицах столицы можно было увидеть мужчину. Одни женщины и дети. Пётр стал тенью самого себя. Седые волосы, исхудавшее до последней степени лицо, горящие от недосыпания и переживаний глаза, налитые кровью. Он не щадил себя, буквально сгорая от нечеловеческой по напряжённости работы, но все его усилия пускались на ветер двумя генералами. В один из дней он признался мне, что не видит выхода из сложившегося положения вещей и иногда подумывает о том, чтобы пустить себе пулю в лоб. Я тогда очень долго ругался с ним, приводил десятки, сотни доводов, и с огромным трудом убедил его немного подождать. Именно тогда он решил последовать моему приглашению и пойти со мной на юг, где нас заберут. С тех пор в укромном месте на юге столицы начал формироваться отряд будущих беглецов. Всё делалось в глубокой тайне, и пока Рарогу удавалось её сохранять от своих начальников, оказавшихся, как ему и было сказано сразу, полными ничтожествами. Через неделю мы собирались выезжать, и я очень надеялся, что нам удасться это сделать без происшествий. Как же я ошибался… Рассекая наспех организованные и построенные позиции русов, громя почти безоружные, наспех собранные части океанцы начали масштабное наступление на столицу. Как я понял, последнее. Одновременно с запада ударила вторая волна их войск, закончившая к тому времени захват Прусии и Гонведии и прочих мелких стран. Единственными свободными путями для бегства оставались Север, пустынный и практически безлюдный, большую часть года покрытый льдами и снегом, куда и устремились практически все беглецы, неизвестно на что надеясь. Юг почему то избегался всеми. Лишь очень немногие двинулись туда. Почему? Я не понимал очевидного. Может, потому что океанцы начнут зачистку беглецов в более подходящих условиях куда быстрее, чем среди снегов и льдов, куда могут вообще не пойти?..