Димитр Ангелов - Исчезнувший мир

И ри-ми напали со всех сторон одновременно. Не на чунга и пому, а на кучку веток, откуда шел манящий для них смрад от трупа маленького чунга. А так как чунг и пома не хотели уступать им этого лакомства, то, естественно, надо было напасть и на них. Один ри-ми вонзил острые зубы в ногу чунгу. Последний, схватив его огромной рукой за морду, оторвал от себя вместе с куском мяса, а потом, ревя от боли и ярости, свернул ему шею и со страшной силой швырнул его в других нападающих ри-ми. Двоих он убил одним ударом, другие отступили, но потом налетели снова.

Тогда началась настоящая битва. Чунг и пома едва успевали отражать нападения ри-ми и защищаться от их острых зубов. Но в крови у них пылала дикая ярость. Теперь они бились не за детеныша, а для того, чтобы утолить охватившую их ярость.

Ри-ми надеялись на свое количество, чунг и пома — на свою силу. Одни полагались на свои острые зубы, другие — на чудесную хватательную способность своих лап. Первые нападали, вторые защищались. И ни те, ни другие не намеревались отступать.

Но если силы чунга и помы имели свой предел и границу, то множество ри-ми было беспредельным. Их становилось все больше и больше, и вскоре чунг и пома оказались окруженными так, что не смогли бы отступить, если бы даже захотели. Тогда ярость у них притупилась, превратилась в страх и тревогу. И вдруг, погребенная под более поздними переживаниями, в сознании у помы возникла давно забытая картина того, как она защищалась от ми-ши.

Это был быстрый, мгновенный проблеск: на миг ей показалось, что сейчас на нее нападают не ри-ми, а ми-ши, — такое же впечатление произвело на нее количество ри-ми и такое же чувство страха и тревоги охватило ее. И под влиянием этого внезапно мелькнувшего воспоминания она вдруг наклонилась, выхватила у себя из под ног ветку и изо всех сил махнула ею по наседающим трупоедам.

После нескольких ударов листья оборвались, остались голые сучья, махать которыми было гораздо легче. И произошло нечто такое, чего она не могла предположить и ожидать: при каждом быстром взмахе ветки многие ри-ми взвизгивали и падали неподвижно, многие отскакивали с еще более жалобным воем. Свист ветки, вой, визг, тупой хруст и яростный рев — все это слилось воедино.

Сознание у чунга было немного медлительнее, чем у помы; поэтому он был совершенно ошеломлен тем, что она сделала, и изумленно глядел на нее. Это позволило нескольким ри-ми напасть на него. Он хрипло заревел, подскочил и, быстро взмахнув передними лапами, размозжил несколько голов, переломил несколько шей и отбил нападение. И под влиянием странной смеси подражания, инстинкта и внезапного понимания того, что сделала пома, он тоже наклонился, схватил ветку и, в свою очередь, начал колотить ею свирепо нападающих ри-ми.

Хищники поняли, что проигрывают бой: ветки в передних лапах у обоих чунгов метались во все стороны и обрушивались смертельными ударами на головы и спины врагов. Земля была усеяна трупами множества убитых ри-ми. И всякий из них, попытавшись приблизиться к кучке веток и к обоим чунгам, оказывался сбитым сильными взмахами этих веток.

Ри-ми перестали нападать, отступили, и кольцо их блестящих в полутьме глаз расширилось. Они подняли к небу острые мордочки и протяжно завыли: те, которые своей численностью прогоняли горбатых хе-ни, должны были признать себя побежденными и отступить.

А чунг и пома, выпрямившись у могилы своего первенца, стиснув в передних лапах по длинной ветке с оборванными в битве листьями, стояли вплотную друг к другу и дышали тяжело, но успокоенно. В пальцах передних лап у них появилось ощущение, которого они еще не разу не испытывали: ощущение силы, непобедимости…

Причины всех предметов и явлений чунги находили в нуждах своего собственного существования. Если в лесу были деревья, а на ветках у них плоды, то, по мнению чунгов, это было лишь для того, чтобы они могли спасаться от сильных, свирепых зверей и утолять голод. Если с неба падал дождь, то лишь для того, чтобы наполнять водою дупла и чтобы чунги могли пить, не спускаясь на землю. Других причин у предметов и явлений не было.

Они не останавливались на вопросах: почему на некоторых деревьях не бывает плодов, а только листья; почему, когда становится темно, белое светило исчезает с неба; почему одни животные питаются мясом убитых ими, а другие — только травой и листьями. Чунги не могли ответить ни на один из этих вопросов, потому что такие вопросы вообще не существовали для них.

Но они могли вполне ясно судить о последствиях какого-либо известного им явления. Например, они очень хорошо знали, что когда идет дождь, то дуплистые стволы наполняются водой, что на открытом месте можно промокнуть от дождя; что если с силой бросить орех о ствол дерева, то орех расколется; что, если при встрече с грау чунг не успеет взобраться на дерево, он будет убит и съеден. Таким образом, для чунгов предметы и явления, не имея причин, имели основания и последствия. Все остальное было лишь догадкой; то, чего не могло им открыть первобытное сознание, открывал инстинкт.

При нападениях со стороны ми-ши и ри-ми чунг и пома пользовались веткой бессознательно. Они действовали инстинктивно и случайно. Но если причинные объяснения лежали за пределами их первобытного сознания, зато последствия были вполне ясны. Если крепко зажать в передних лапах сломанный сук и, сильно замахнувшись, ударить им какое-либо животное, то это животное умрет. Этот вывод возник в сознании чунгов как внезапный проблеск и по своему значению не имел себе равных.

Впрочем, все это было не мыслью, а нестройным сплетением отдельных схожих случаев и их последствий. Было скорее мгновенным пониманием случившегося, неожиданной догадкой, охватом видимого.

Но и этого было довольно, чтобы весь лес и все животные в нем пришли в изумление: в просветах между огромными, беспорядочно разбросанными деревьями стали бродить два чунга, ничего не боясь, не желая знать о сильных, свирепых хищниках. Крупные, широкоплечие, они двигались, выпрямившись, на задних лапах, а в передних держали по длинному суку. С приплюснутыми, ушедшими в плечи головами, с безобразными красноватыми лицами, со впалыми блестящими глазами и могучими челюстями, они были страшны, когда замахивались суком на всякого встретившегося им зверя и издавали яростный рев.

Один гри набросился на них и стал бороться с ними не на жизнь, а на смерть, но, когда боролся с одним, другой раздробил ему голову ударом своей палицы. Гри упал и больше не повторял нападения. Один ланч был убит всего несколькими ударами. Незавидной была участь другого гри: он разинул пасть, но не успел укусить их, как упал с перебитым позвоночником.