Владимир Уткин - Гремящий мост

— Дай! Дай! — молила она, не умея больше ничего прибавить. — Дай!

Этот тихий беспомощный голос сделал то, чего не достигла бы угроза. Вожак не пошевельнулся, по-прежнему не издал ни звука, но губы его опустились и закрыли страшные клыки, вздыбленная грива снова легла на плечи. Он не шевельнулся и тогда, когда дрожащие руки матери робко подняли и прижали к груди удивленного ребенка.

С глубокой грустью глаза вожака следили, как Ку, медленно пятясь, скрылась в толпе расступившихся перед ней людей. И тогда вперед вышел Гау. Тяжело дыша, он остановился перед вожаком, страстно желая что-то сказать. Наконец из его горла вырвался хриплый звук, и вожак ответил на него коротким лаем. Это было все. Гау молча повернулся и направился к выходу из камней.

Выйдя на равнину, люди орды оглянулись: длинномордые стояли на камнях плечом к плечу, молча провожая их глазами. И тут люди все, как один, подняли руки и испустили долгий протяжный крик. Длинномордые ответили на него коротким лаем.

Так люди и звери простились друг с другом. Быть может, навсегда!

Уже совсем стемнело, когда Рам и Мук остановились. Задыхаясь от быстрой ходьбы, они чутко прислушались к тому, что делалось позади. Погони не было: рыжеволосые, увлеченные битвой с великанами, не обратили на них внимания.

Идти в темноте дальше было опасно: где-то впереди захохотала гиена, ей ответило грозное мяуканье: хищники выспались днем и выходили на ночную охоту.

Засветло, во время бегства, было не до устройства надежного места ночевки. Ощупью отыскали на деревьях удобную развилку, наломали и уложили на ней настил из веток. Однако страх, гнавшийся за ними по пятам, добрался и до уютного гнездышка. Мальчик и старик всю долгую ночь вздрагивали и просыпались от малейшего шороха.

Люди орды сохранили еще почти звериное чувство направления. Мук отлично знал, что в темноте они далеко отбежали от реки, оставив позади каменную стену. Вернуться назад и обогнуть эту стену, чтобы продолжать путь вниз по берегу, было просто. Но это была и дорога рыжеволосых. При одном воспоминании о них у Мука и Рама волосы шевелились на курчавых затылках.

Оставалось одно: пробираться по лесу, не отходя, но и не приближаясь к реке. И очень быстро, чтобы перегнать рыжеволосых и известить о них орду прежде, чем они успеют напасть на нее. Выразить это словами Мук, конечно, не мог. Но он и так знал, что надо делать.

Не знал он одного: убегая от рыжеволосых, они вступили в охотничьи владения огромного саблезубого тигра — Хромоногого. Тигр охромел недавно — свалился в овраг, преследуя оленя. Теперь больная нога не позволяла ему охотиться на крупную дичь. Тигр был голоден и разъярен свыше всякой меры. Пустой желудок не давал ему спокойно выспаться днем до вечернего выхода на охоту, и потому его можно было встретить во всякое время дня.

Это утро было для него особенно неудачным: в траве под кустом он заметил с десяток яиц и небольшую наседку. Самоотверженная мать не двинулась с гнезда, даже когда над ней нависла огромная морда со сверкающими клыками-кинжалами. Ими саблезубый тигр наносит страшные раны крупной дичи, затем жадно пьет кровь, бьющую из разорванных сосудов. Жалкая птица целиком поместилась в голодной пасти, тигр чуть не подавился взъерошенными перьями — разжевывать добычу он не умел. Злобно рыча, он выплюнул окровавленный комок. С яйцами пошло лучше, тигр осторожно давил их языком и глотал вместе со скорлупой, но они только еще больше растревожили чувство голода. Хромоногий сердито сунулся носом в траву, чтобы стереть прилипшие перья. Он чуть не взвизгнул от боли — неосторожно переступил раненой лапой, но тут же, забыв о ней, припал к земле и пополз, точно кошка, выслеживающая мышь. Огромное его тело распласталось, исчезло из глаз, шевелился, казалось, лишь самый кончик длинного хвоста: тигр полз, направляясь к высокому дереву на небольшом пригорке.

Ветки деревьев дрогнули, выдавая что-то движущееся в их густоте, а легкий ветерок, пахнувший в сторону Хромоногого, сообщил ему, что это человек — легкая добыча, не способная сильно сопротивляться. Прыжок — и теплая кровь потечет в голодную глотку.

Рам в это время проворно скользил вниз по стволу, ловко прыгая с ветки на ветку, ниже, еще ниже… Чувства одиночества больше не было. Беззаботный, как все люди орды, Рам в эту минуту не думал ни о чем, кроме очень нужного ему завтрака. Прыжок, еще, вот он уже на земле… Но тут легкий сдавленный крик Мука, почти шипенье, послышался сверху. Сигнал тревоги! Мускулы мальчика напряглись до боли. Он не кинулся бежать, не вскрикнул, как сделал бы теперешний мальчик, но замер, настороженный, готовый к прыжку обратно на дерево или в сторону.

Густой кустарник скрывал от него Хромоногого, но Хромоногий его видел, ощущал запах. Горло тигра сжалось, рот наполнился слюной. Не в силах больше ждать, он весь собрался в комок и взвился в воздух, чтобы опуститься, подминая под себя трепещущую добычу. В это мгновение он забыл о раненой ноге: прыжок удался лишь наполовину. С яростным ревом тигр повалился на то место, где только что стоял мальчик. Но его уже здесь не было.

Охваченный ужасом, Рам кинулся бежать за мгновение до того, как когти Хромоногого впились во влажную землю, на которой отпечатались его легкие следы. Боль сбила тигра с прыжка, но она же до предела усилила его ярость. Хромая, с грозным рычаньем он устремился по следам ускользнувшей добычи, хотя тигры, промахнувшись, обычно этого не делали, но голод и ярость — плохие советчики. Ослепленный ими, тигр продолжал бежать, не сводя глаз с обезумевшего от ужаса ребенка, и расстояние между ними начало сокращаться. Но вдруг произошло непонятное: со слабым криком Рам исчез с тропинки, а тигр, с размаху перескочив через трещину в земле, наткнулся на огромное тело, преградившее ему путь.

Раздался громкий трубный звук, что-то гибкое, как огромная змея, подхватило его, сдавило, подняло кверху и с размаху швырнуло о землю. Тяжелая нога, подобная толстому бревну, опустилась на него, еще и еще… Яркие желтые глаза Хромоногого потухли, прежде чем он понял, что произошло… А слон все трубил и топтал уже безжизненное тело, пока оно не превратилось в кровавое месиво из земли, мяса и обрывков шкуры. Тогда слон поднял хобот кверху и затрубил уже не яростно, а торжествующе. Ему ответил другой слон. Он стоял рядом, но даже не успел принять участия в неожиданной и молниеносной расправе. Затем оба они повернулись и подошли к узкой неглубокой трещине. Трещина эта была промыта водой в период дождей, стенки опускались вниз почти отвесно. А на дне жались к стенкам маленький слоненок и маленький мохнатый мальчуган. Оба были так напуганы, что не обратили внимания друг на друга.