Владимир Уткин - Гремящий мост

А люди все шли. Наконец гул и грохот превратились в тихие вздохи, там, глубоко под землей. Пепел не покрывал уже свежей зелени растений, а между деревьями замелькали стада легких антилоп. Люди орды, изленившиеся на ловле медлительных черепах, снова сделались ловкими, осторожными охотниками. Они уже не смеялись над старостью Мука, не дразнили его, а часто сами приносили ему нежную оленью печенку в обмен на отточенные каменные рубила.

Повеяло свежестью близкой реки. Люди останавливались, принюхивались, во всю ширину раскрывали рты, стараясь захватить как можно больше чудесного влажного воздуха. Они прыгали, били себя в грудь кулаками, падали и с радостными криками катались по земле. Гора, огненная река — все было забыто.

На золотистой полосе заката впереди зачернела линия раскидистых деревьев: берег! Лесистый берег долгожданной реки. Не сговариваясь, люди орды кинулись бежать. Они мчались, опережая друг друга и не думая об опасностях, которые могли таиться в прибрежных кустах.

Ближе, ближе… Узкая полоска леса, тянувшаяся по берегу, не задерживала их бега. Они остановились, задыхаясь, лишь на крутом обрыве над самой рекой. Но это было не то место, откуда люди орды покинули ее, направляясь к горе, в поход за огнем. Скалистый берег здесь оказался высок и крут, с обрыва извивалась по уступам тропинка, протоптанная зверями, ходившими на водопой. Она петляла и спускалась к широкой золотистой отмели, где можно было приятно погреться.

Едва передохнув, люди с веселыми криками бросились по тропинке вниз, к сладкой речной воде, не отравленной пеплом, как ручьи, поившие их в дальнем странствовании. Запыленные, с забитым пеплом волосами, они припадали к воде всем лицом. Утоляя жажду, вода обмывала темные лица, смывала грязь с рук, на которые люди опирались.

На опустевшем обрыве остались три человеческие фигуры, ясно видные на фоне закатного неба. Они не смотрели вниз на реку, наоборот, повернувшись к ней спиной, не отводили глаз со стороны, откуда пришли.

— Огонь! — проговорил Гау.

— Огонь! — отозвался старый Мук.

— Огонь! — повторил мальчишеский голос.

Чуть видная издали тонкая струйка дыма стояла на горизонте.

Через минуту все трое повернулись и спустились вниз, к коричневым телам, припавшим к воде на золотистой отмели. Там они пили и веселились, как все. Рам смеялся, глядя, как кувыркается на песке, точно забавная обезьянка, маленькая Кама, но тут же вскипел и отвесил затрещину негодному Ваку: тот больно ущипнул девчушку, чтобы позлить его, Рама, и получил по заслугам.

Когда прошли первые минуты радости, люди орды устремились наверх, к деревьям. Карабкаясь по обрыву, они наткнулись на великолепную пещеру. Совсем такую, как та, из которой их выгнали страшные рыжеволосые. Воспоминания о пещере, о рыжеволосых были еще так свежи в их памяти, что некоторые женщины, уже стоя у входа, вскрикивали и оборачивались, точно ожидая: вот-вот из кустов раздастся страшный вражеский клич. Но клича не было, а пещера была просторная и сухая, пол у входа покрывали сухие листья, занесенные ветром с соседних кустов.

Постепенно, вскрикивая и пересмеиваясь, все люди забрались в пещеру. Густые кусты, разросшиеся у входа, отлично закрывали ее от ветра. В желудках ощущалась приятная сытость от съеденной днем жирной молодой антилопы. Люди подгребали под себя сухие листья, садились и, опустив головы на колени, постепенно затихали. Это было удобнее и проще, чем строить на деревьях помосты.

Наконец говор и шум стихли окончательно. Не успокоился, не заснул лишь старый Мук. Присев на кучу листьев, он опять принялся за свои куски камня, которые вытащил из травяной сетки. Он перебирал, обнюхивал их, даже пробовал на зуб и, довольный, покачивал лохматой головой. Иногда он ударял одним камнем о другой и, наклонив голову, прислушивался к звуку удара.

Люди перестали дремать. С напряженным вниманием они следили за тощими мохнатыми руками. Ведь лучше старого Мука никто не мог обтесать камень. Свои каменные рубила многие потеряли в страшном бегстве от огня, и Мук не успел еще для всех изготовить новые. Поэтому люди орды на этот раз не рассердились, что он нарушил их покой. С завистью и надеждой они косились друг на друга и прислушивались к ударам ловких старых рук.

Урр тоже лениво повернул голову и взглянул на работу Мука. Приподняв свой огромный камень, он тихонько покачал его в страшных лапах, опустил, зевнул и, привалившись к стене, опять задремал. Ему легкие игрушки не нужны.

Рам давно проснулся и осторожно высунул голову из-за спины Маа. Не отрываясь, следил он за работой Мука: рот его полуоткрылся, крупные зубы блестели почти так же ярко, как маленькие глаза под нависшими бровями.

Но вот Мук выбрал подходящий камень. Он довольно забормотал, сидя зажал камень между подошвами ног и начал ловко ударять по нему другим камнем. Осколки полетели вокруг, яркими звездочками вспыхивали и угасали маленькие искры. Здесь, в полумраке пещеры, искры светились особенно ярко. Попадая на сухие листья и стебельки травы, некоторые угасали не сразу: как маленькие глазки-огоньки, выглядывали они между стебельками.

Рам опять затосковал по огню, по его веселым горячим языкам. Словно мохнатая ящерица, он осторожно подползал на животе все ближе к Муку, не отрывая от него глаз, а старик бормотал все громче, ударял все сильнее, быстрее. Искры целыми стайками опускались на сухие травинки…

Рам нетерпеливо приблизил к ним лицо, широкие ноздри его почувствовали легкий запах, так похожий на запах угасающего костра… Вот на один листик сразу упало несколько искорок, перед самым лицом мальчика. Он жадно, всей грудью, вдохнул запах гари, закашлялся и невольно, с силой, выдохнул набранный в грудь воздух. Дыхание его коснулось роя искорок, они засветились ярче, запах дыма усилился… Вдруг чуть заметный огонек пробежал по травинке, перекочевал на другую, раздался легкий треск — знакомый Раму голос огня.

Но его тут же заглушил громкий визг Мука: струйка огня лизнула его мохнатую ногу. Камни покатились в разные стороны, Мук вопил и прыгал, поджимая ногу, не столько от боли, сколько от неожиданного испуга.

Еще минута — и вся куча сухих листьев, на которой только что сидел Мук, вспыхнула и загорелась. Дым наполнил пещеру. Люди с криком вскочили, столпились у выхода. Гау не испугался. Он давно уже, не отводя глаз, следил за работой Мука. И теперь, шагнув ближе, поднял ветку, принесенную кем-то в пещеру, и поднес ее к огню. Могучая волосатая рука дрогнула. Не дыша, Гау следил, как огонек задержался около ветки, лизнул ее, точно пробуя на вкус, и… закраснелся, поднялся кверху длинным тонким язычком. Ветка загорелась. Громкий крик Гау, отдаваясь под сводами пещеры, оглушил орду: свет, тепло, защита от зверей — все, чем раньше радовал людей огонь, было забыто. Они помнили лишь страшное бегство от огненной реки. Крик и вой десятка глоток заглушил голос Гау. Не помня себя, люди кинулись из пещеры; в вечернем сумраке, спотыкаясь и падая, они скатились на отмель и остановились, прижимаясь друг к другу, с ужасом глядя вверх на отверстие пещеры.