Владимир Уткин - Гремящий мост

Старик Оор со своими камнями расположился у входа в жилище. Ребятишки постарше, среди которых Лан увидел и Зора, подносили старику новые камни.

У Оора зоркий глаз. Он внимательно разглядывает камень, прежде чем приняться за него. Долго примеривается и наконец бьет своим черным крепким билом, которое всегда держит при себе. И не силен удар, да точен. Один за другим отскакивают от камня большие и маленькие кусочки, и вот уже всем видно: получился удобный скребок для скобления шкур больших зверей, наконечник стрелы или копья, рубило, ударник — по руке, в самый раз.

Лан, бывало, подносил к лазу в пещеру предков наиболее прочные ударники из черного камня. Подносил и терпеливо ждал, пока Мудрый Аун не придет за ними.

Из черной дыры струился холодный воздух, а то, наоборот в нее с шумом засасывались сухие листья и травинки из ближних подстилок. Стоило сунуть голову в отверстие, и волосы начинали шевелиться, как живые.

Лану захотелось заглянуть внутрь. Иногда, когда в жилище не было взрослых, он осторожно протискивался в проем по пояс. И тогда слышались отдаленные несильные удары камня о камень. Наступала темнота, потому что он загораживал собой дневной свет, и ему мерещились впереди красные, зло светящиеся глаза дивов, хранителей жилища мертвых — братьев Оггру, и мальчик в страхе пятился назад.

Там был недавно умерший вождь, Гордый Лунь, там был охотник Буйвол и еще несколько женщин и детей, умерших за последние три луны.

Таинство погребения совершали жрец и Мудрый Аун.

Как-то раз Лан спросил у старика:

— Не рассердятся ли дивы, если я спрошу тебя, Аун, что там, в пещере предков, где ты бываешь каждый день?

Аун долго молчал, щурясь на солнце подслеповатыми глазами, а потом сказал:

— Это тайна великая.

— Я знаю, там живут мертвые…

— Помолчи и послушай… Стар уже Аун. Скоро и мне уходить к предкам… Давно присматриваюсь к тебе, Лан, сын Большого Орла, и говорю: слушай и запоминай!

Мальчик оцепенел. Так торжественно и многозначительно с ним никогда еще не говорили.

— Слушай и запоминай. Отцу твоему хотел сказать тайны племени, но вождям не до тайн. А жрец зол…

Аун замолчал надолго, подавляя волнение.

— Тебе скажу. Слушай и запоминай! Запоминай и думай! Думай и наблюдай вокруг!..

Старик насупился и продолжал шепотом:

— Скажу тебе древнюю песню:

Старик устало расслабился и закрыл глаза.

Лан позволил себе расправить затекшую в неудобной позе ногу, но не сводил напряженного взгляда с серого лица Ауна.

— Завтра, — сказал тот, — пойдешь со мной в пещеру предков. — И вдруг, открыв один блеклый глаз, наклонился к самому лицу мальчика: — Боишься?

Лан поежился.

— Страх от незнания. Узнаешь — страха станет меньше… И об этом есть древняя песня, но о ней в другой раз.

В тот день беспокойство не покидало Лана, беспокойство и страх перед грозным завтрашним утром.

Только Муна, затейница Муна, дочь умершего вождя Гордого Луня, отвлекла его от беспокойных мыслей. Она показала ему рыжего волчонка, живого зверька.

Волчонок повизгивал и старался укусить Муну за руку, но она ловко хватала его за загривок и тихонько встряхивала. А потом, придерживая одной рукой зубастую пасть, другой тормошила его, гладила и ласкала.

У Лана загорелись глаза.

— Хочешь, я попаду в него от того куста первой же стрелой? Хочешь?

Муна гневно глянула на него. Радостная ее улыбка померкла.

— Нет! — сказала она резко. — Твой отец дал мне волчьего детеныша. Он мой. Ты, как и Зурр, хочешь убить его. Зачем? Охотники добудут много мяса.

Наутро, когда взрослые ушли на промысел, Аун взял Лана за руку и повел его к лазу в пещеру предков.

Прикрыв пламя факела от ветра, Аун первым протиснулся в узкий проход. Лан полез следом, замирая от страха.

Слабый огонь факела скупым красноватым светом осветил неровные своды. Мальчик осторожно выпрямился в полный рост и огляделся. Пещера показалась ему громадной оттого, быть может, что дальний ее конец терялся в зловещей темноте. Лан никак не мог унять дрожь и старался держаться поближе к старику.

— Маленький Орел!

Голос Ауна прозвучал под сводами гулко и незнакомо. Лан даже не сразу сообразил, что это к нему обращена торжественная речь.

— Здесь, — Аун приблизил факел к одной из стен, — ты видишь разных зверей и птиц… Я скажу тебе много такого, что знали наши мудрые предки и что ты потом передашь сыну своему или побратиму, соплеменнику, кому сможешь доверить это. Знание — великая тайна! В знании — неведомая сила добрых дивов! Оно помогает одолеть голод, жажду и холод. Кто владеет тайной — тот могуч, тот сам как див.

Лан разглядел под одним из рисунков головной убор умершего вождя, а в рисунке узнал луня, знакомую белоголовую птицу, которую ему нередко приходилось видеть между вершинами заснеженных гор. А вот грозная птица, с развернутым могучим крылом — орел. Здесь когда-нибудь будет положен головной убор его отца. Но ни один рисунок не напомнит людям о его маленьком братишке, которого недавно утащил волк со шрамом на плече… А где, под каким рисунком будет покоиться его головной убор, каким именем назовут его охотники в следующий праздник Нового Солнца?

— …А на этой стене выбито Слово предков. В темный и холодный день дивов Оггру, хранителей жилища мертвых, жрец говорит людям Слово. В нем мудрость предков, в нем жизнь племени. Но видит Слово предков только Черный Ворон да я, а теперь вот и ты… Смотри и запоминай!

Лан до боли в глазах вглядывался в штрихи и зигзаги на неровной скале, но ничего пока разобрать не мог.

— «Был великий лес, — напевно начал Аун, — и горы, закрывшие пол неба. Было Большое Солнце и много воды.

Людей в племени было, как звезд в небе, как деревьев в лесу. Довольно было у них сладкого мяса, плодов и целебных трав. От этого-то люди стали забывать Слово предков, плохо охотились, не хотели строить новые жилища.

И разгневались дивы, и напустили ночь на Солнце, и сотрясли землю, и отняли большую воду. Ушли из леса звери, улетели птицы, пропали плоды.