Владимир Обручев - В дебрях времени

Других песен он еще не выучил, но свой любимый куплет ревел по десять раз в день, вызывая насмешки слушателей, интуитивно чувствовавших, что Вак — это явно не Шаляпин. Особенно престарелого меломана преследовал Коук, который ходил по становищу и смаковал придуманную на досуге шутку:

— Одноглазому Ваку мамонт на ухо наступил!

Седобородый Тан, чутко улавливавший настроение своих подданных, предложил колдунам создать песни на кванском языке. Ребята, конечно, согласились, и заказы посыпались со всех сторон. По праву дружбы первой была удовлетворена заявка Нува, попросившего сочинить песню о Лаве, потом Вак получил текст с множеством «р» о своем прародителе Буйволе, футболисты — куплеты о футбольном мяче и так далее. Колдуны сознавали, что музыка — важная часть общечеловеческой культуры, и отнеслись к заказам со всей серьезностью. Для облегчения работы было решено, не мудрствуя лукаво, подгонять кванские слова под известные мелодии. Так, Нув, например, при появлении любимой запевал своим звучным баритоном:

Лава, первая на свете красавица, в честь которой исполнялась серенада, останавливалась и в качестве гонорара исполнителю позволяла досыта собою любоваться. Все девушки отчаянно ей завидовали и требовали от своих поклонников таких же знаков внимания. Поэтому Лану и Поуну, в приемной которых вечно толпились просители, пришлось работать в две смены, пока все влюбленные не обзавелись собственными серенадами.

Наконец-то появился и первый поэт среди кванов: им оказался Коук. Лично, своими силами, без всякой посторонней помощи он создал на мотив «Блохи» замечательные куплеты о хвастуне-тауре. В исполнении автора куплеты пользовались грандиозным успехом. Живо жестикулируя и корча самые забавные рожи, Коук пел своим дребезжащим тенором:

Коука заставляли петь на «бис» до тех пор, пока он совершенно не охрип — настолько кванам понравились куплеты про трусливого таура. Даже седобородый Тан не устоял против искушения и голосом, лишенным всякой музыкальности, частенько мурлыкал:

Теперь с утра до вечера над становищем звучали песни. Пожилые пели про таура и «Ревела буря, дождь шумел», молодежь — серенады и «Катюшу», а дети — про серенького козлика, от которого остались рожки да ножки.

С легкой руки шутника Коука и другие доморощенные поэты начали изготавливать песенную продукцию собственного производства. Не все из этих песен вошли в золотой фонд кванской музыкальной культуры, но главное было сделано: песня завоевала прочные позиции в жизни племени.

Кара, как утверждают в один голос Лешка и Аркаша, была очень красива даже по современным стандартам. Я не раз видел ее на рисунке, сделанном Лешкой с натуры; по словам Аркаши, портрет очень похож, и я решил попытаться воссоздать облик Кары.

Итак, представьте себе пятнадцатилетнюю девушку среднего роста, стройную, гибкую и С грациозной походкой, превосходную бегунью и пловчиху. На спину девушки ниспадают чудесные черные волосы, всегда тщательно вымытые и расчесанные. Лицо тонкое и нежное, сквозь матовый загар щек пробивается румянец, а глаза — огромные и черные: кажется, что они занимают чуть ли не половину лица. Если искать для дочери Лилии сравнение, то, может быть, ее чем-то напоминает Одри Хепберн в «Римских каникулах» — только Кара, конечно, плотнее и крепче слишком уж худенькой кинозвезды. Во всяком случае, появись Кара на школьном вечере, ребята не позволили бы ей пропустить ни одного танца: от партнеров не было бы отбоя.

Лешкины фотографии вы не раз видели в журналах. Скажем прямо, красотой он не блещет, но его открытое и волевое лицо привлекательно: оно из тех лиц, которые со временем нравятся все больше. И нет ничего удивительного в том, что красавица Кара поглядывала на сына Луны с откровенной симпатией.

Но пришло время открыть одну маленькую тайну: вот уже больше года сердце Лешки было занято. Кем — этого я не имею права раскрыть. Скажу только, что у нее были большие голубые глаза, ямочки на щеках и первый разряд по художественной гимнастике. Остальные подробности Лешка решительно запретил упоминать, и поэтому вам придется довольствоваться этими немногими приметами. Незадолго до того дня, когда была столь опрометчиво нажата синяя кнопка, Лешка и… Наташа (назовем ее так для удобства повествования) дали друг другу клятву в вечной любви, а вы сами знаете, что клятва пятнадцатилетних подростков священна и нерушима.

И хотя Лешка прекрасно сознавал, что шансов увидеть Наташу у него нет, он, верный своему слову, избегал встреч с Карой. Если говорить честно, то Кара ему очень даже нравилась, но «слово спортсмена — золотое слово». Лешка стал бы себя презирать, если бы его нарушил.

И однажды, набравшись мужества, он сказал Каре о том, что далеко, на небе, у него есть Наташа. И что этой Наташе он будет верен. И что же? Любая другая девушка на месте Кары надула бы губки и ужасно обиделась, но Кара поступила по-иному. Она удивилась — зачем Поун ей об этом говорит? Все девушки племени знают, что у сына Луны на небе есть красавица-звезда — разве может быть иначе? Пусть Поун продолжает любить свою звезду, а с Карой просто иногда беседует, потому что ей очень приятно слушать красивые слова, которые сын Луны произносит. Она хочет научиться этим словам и узнать хоть частицу того, что знает Поун.

С этого дня и началась их дружба. Лешка, с плеч которого свалилась огромная тяжесть, обрел непринужденность и охотно отвечал на многочисленные вопросы любознательной девушки. Она оказалась исключительно способной и овладевала русским языком с такой быстротой, что Лешка только диву давался. Аркаша в свою очередь взял шефство над Нувом и Лавой, которые тоже достигли заметных успехов.

Лешка и Кара беседовали обычно на берегу реки. Им вдвоем было хорошо и легко; когда не хватало слов, они молчали и улыбались, и хотя Кара никогда не расчесывала при Лешке свои волосы, ему иногда являлась мысль, что не дай он клятву Наташе, то… Но к чести Лешки будь сказано, эту мысль он тут же от себя отгонял, хотя это и не всегда было простым делом.