Алексей Ерошин - Зверь каменный

Покупательницу он проводил до самой улицы, чтобы та не сломала ногу на лестнице, или не получила по голове куском штукатурки. Дом все–таки не сдержался и поддал ей входной дверью по мягкому месту. И еще долго после этого не мог успокоиться. Тимофею пришлось уговаривать его не сердиться. С этой поры беседы с домом вошли у него в привычку. Входя, он почтительно здоровался, а уходя — прощался.

Являлся дом самостоятельной сущностью, или был малой периферической частью исполинского организма под названием Город — Тимофей так и не смог разобраться. В конце концов это стало неважно. Странности вошли в привычку и действительно стали восприниматься, как обыденность. Словно это было в порядке вещей — обнаружить в день рождения на своем столе подарок в виде старинного пресс–папье. Или дивной красоты потертый стеклянный шар на елке в Новый Год — сейчас таких уже не делают. В качестве ответного подарка Тимофей купил собрание сочинений Диккенса — он заметил, что дом больше любит старинные раздумчивые классические романы. Дом принял подношение с ребячьей радостью — от удивления раскрыв окна нараспашку. А несколько дней спустя подъезд украсился позолоченной лепниной в викторианском стиле.

Но самое удивительное произошло, когда в дом явилась Она. Волонтер по переписи населения с волшебным именем Лида. Казалось, что в комнате зажглись все лампы разом. Стены раздвинулись вширь по меньшей мере метра на два. И чайник включился сам собой.

Девушка заполнила все графы очень быстро, но Тимофею не хотелось, чтобы она уходила. Наверное, этого не хотелось и дому, потому что дверь категорически отказалась открываться. Пришлось девушке согласиться на чашку кофе и выслушать рассказ о нраве каменного зверя. Не поверила, конечно. Тогда дом открыл ей дверь. Но не на лестничную клетку. За порогом расстилался бескрайний морской берег. Изумрудные волны лениво накатывали на золотистый коралловый песок атолла, в кристальную прозрачность лагуны смотрелись кокосовые пальмы, и лохматое солнце сползало по багровому полотнищу закатного неба к линии горизонта. Ночью Лида и Тимофей считали крупные, как яблоки, тропические звезды, неторопливо плывущие вокруг Южного Креста, и купались в их свете и в теплой глади лагуны.

Так холостяцкой жизни Тимофея настал конец. Впрочем, он был этому рад. Рад был и дом, что в квартире появились заботливые женские руки. А когда молодая семья стала ждать прибавления — откуда ни возьмись, в квартире появилась детская комната.

Все шло замечательно до того самого момента, когда главный архитектор города утвердил новый генплан застройки. Почтовые ящики дома пополнились казенными конвертами, в которых лежали уведомления о расселении жильцов. На протесты власти реагировали вяло, грозя выселить всех в принудительном порядке. В качестве устрашающей меры даже пригнали огромный кран с чугунным ядром, показывая, что не собираются отступаться. Липовый сквер вырубили, на его месте появился безобразный котлован с торчащей арматурой.

Дом захандрил. Входная дверь болталась на одной петле, чего сроду не бывало. Штукатурка отваливалась кусками. Обои облетали, как старые листья. Жесть на крыше задралась и стала протекать. Сдал старичок. Внезапно все увидели, какой он дряхлый. И по одному, по двое стали ходить осматривать жилье по новым ордерам. Тимофей с Лидой держались дольше всех. Но и они однажды не выдержали пронзительного скрипа половиц и хлюпанья трухлявых труб, решили взглянуть на новое жилье.

Новая квартира была светлой, гулкой, чистой и пахла свежей краской. Из окна открывался вид на автостоянку, но это было ничего — с шестнадцатого этажа не очень–то видно грязь и мазутные пятна в лужах.

Возвращались они с чувством странной тревоги, которое их не обмануло. На месте бывшего жилища стояла толпа зевак, окружившая пустой фундамент. Вещи жильцов были свалены тут же в большую кучу. Каменный зверь ничего не взял на память, даже Диккенса — он ушел налегке.