Ирина Белояр - 1296-й угол от Рождества Христова

…потому что в постели с ней было все в порядке. Без изысков, просто каким-то первобытным чутьем она знала, что делать и как делать. И ничего себе не требовала, не то что нынешние продвинутые сучки. Просто ублажала мужика.

Полковник был не брезглив — меньше всего его заботило, что она добралась до его кабинета, последовательно перепрыгивая из одной офицерской постели в другую. Ее работа здесь началась с почетной должности уборщицы в холле. Даже там была бестолковая — то ведро опрокинет, то на фикус сядет.

— Мы не будем убивать профессора, — твердо ответил ей полковник. — Он нам нужен.

— Зачем?

— За надом. Не расстраивайся, мы его как-нибудь потом убьем. Попозже. Идет?

— Идет, — согласилась девушка. — Только не забыть.

Полковник погладил ее бедро.

— Слушай, кто тебе такое имячко придумал — Юдифь? Ты ж даже не еврейка. — Все евреи, которых знал полковник, предпочитали обходиться без заковыристых имен и, по возможности, русскими фамилиями — генетический страх геноцида. — Кто тебя так назвал?

— Мама. Это она всегда умности выдумывает всякие. Чтоб не как у всех. Да это ничего, я уж с детства привыкла.

Полковник решил-таки расчесать, где чешется:

— Так значит, понравился тебе капитан.

— Какой?

Непонимание было совершенно искренним.

Страх — он разный. Страх, как эмоция — и как образ жизни. Страх души — и страх плоти. Бывает, человек смотрит на мир глазами страха. А бывает, что сам Страх смотрит глазами человека. Его Величество Страх.

Глаза, глядящие из-за грани. Такие неестественные на породистом, гладком лице, с которого они смотрят.

— Александр Тищенко, — представился капитан. — Вам звонили.

Ученый кивнул.

— Вы ждете приглашения и хотите получить информацию.

— Некоторую информацию я действительно хочу получить. Но приглашения не жду.

Математик вздрогнул. Его глаза еще больше потемнели.

— Я был приглашен в этот мир полгода назад, — быстро заговорил Сергей. — И не нужно беспокоиться. Я отключил камеры слежения.

Молчание. Тогда Сергей расстегнул рубашку. Чуть-чуть заметная на груди крестообразная отметина, нарочито перекрытая непристойной чернильной татуировкой.

— У нас совсем нет времени, — добавил он.

— Что вам нужно?

— Ваше уравнение. Уравнение реальностей.

— Кто вам сказал, что такое существует?

— Вы меня ждали.

— Неужели?

— Иначе зачем вам было водить за нос спецов сказкой про одиннадцатое июля? Одиннадцатое июля — послезавтра. И что вы будете делать?

— Черт! Да я просто тянул время — сколько мог.

— Вы тянули время, потому что ждали меня. Других шансов у вас нет.

— А вы — мой шанс?

— А на что вы рассчитывали? Для них вы — все едино, что пьяный палец на ядерной кнопке. А мы может и вытащим вас отсюда — если успеем.

«Если. Одно маленькое уточнение. Один мимолетный реверанс в сторону истины — и сразу насколько легче лгать. В глаза смертнику. Наверно и полковник с этого начинал. А сейчас ему уже не нужны припарки для совести.

Не дай бог… успеть зарасти этим».

Очень долгую секунду профессор изучал свои манжеты.

— Вы ведь считаете меня трусливым подонком, так? Вы — супермен, я — подонок. Которому повезло (или не повезло) иметь хорошие мозги.

— Я считаю гораздо проще, — осторожно ответил Сергей. — Когда человеку не за кого трястись, он трясется за себя. Природа пустоты не терпит.

— А вам есть за кого трястись?

— Есть.

— Когда же это вы успели?

— А это не от времени зависит.

— А от чего, интересно?

— От характера.

Ученый кивнул.

— Значит, я не трус, но эгоцентричная скотина. Тоже хорошо.

— Мы теряем время, — мягко напомнил Сергей.

— Время-время… Так когда вы, говорите, появились на свет?

— Полгода назад, — удивился капитан. — Когда и должен был.

— Тогда почему меня не покидает ощущение, что я вас уже видел?

— Ложная память. Неудивительно. У меня часто бывает. Удивительно, что и у обычных людей бывает тоже.

Ученый улыбнулся.

— Мы в принципе неправильно понимаем природу времени.

— Так может, с вашей помощью разберемся? С этим связано уравнение?

— Честно — не знаю. Узнает, может быть, тот, кто первый проверит расчеты эмпирически.

— Значит, расчеты есть?

Математик засмеялся:

— Есть-есть! Хотите посмотреть?

…Трудно сказать, на что это было похоже. Нечто среднее между пляшущими человечками, азбукой Морзе, Сальвадором Дали и бредом пьяного бухгалтера.

— Что бы со мной не случилось, эти уравнение не получат. Я трус, я эгоцентрик, но у меня тоже есть принципы.

Пожалуй. Не получат. И не только они. Чтобы расшифровать теперь эти писания, Ордену пришлось бы создать точный дубликат того, кто их написал.

— Так что насчет теперешнего заказчика я решение принял. А что делать с вами — не знаю. А что вы сами-то собираетесь делать, если я, допустим, соглашусь?

— Проверить эмпирически. Кстати, как по-вашему, какими свойствами должен обладать соискатель?

Ученый хмыкнул:

— Это вам следовало уточнить у своих создателей. Они ж наверно знали, что программировали, разве нет?

— Тогда я не могу пока ответить, что мы будем делать, не знаю — также как и вы.

Математик покачал головой:

— Я ведь не конкретику имею в виду. Вы собираетесь честно выполнить свой долг — предоставить возможность дворнику дяде Васе в свободное от основных занятий время забежать пивка попить — в параллельную вселенную?

«Интересно, кто у кого спер эту фразу — полковник у профессора или наоборот?»

— Вообще-то я и сам бы не возражал попить пивка в параллельном мире, — улыбнулся Сергей. — Так что мы с дядей Васей солидарны.

— Замечательно. Трудящиеся смогут наконец-то в свободное от работы, пьянки и размножения время оставить в чужом мире историческое «Киса и Ося были тут». На пыльных тропинках далеких планет…

«Никогда не хочу быть гением, — подумал Сергей. — И ходить с такой вот оттопыренной губой».

Он глубоко вздохнул.

— Так, как вы говорите, не будет. То, что случится, перевернет сознание людей. Все станет иным — отношение к жизни, работа, поступки…

— Вы действительно идеалист? — спокойно спросил ученый.

«Да не я, черт возьми…» Это была преамбула вдохновенной речи, которую сочиняли самые речистые представители Ордена. Вот только ни к черту она не годилась, эта речь. Это бы хорошо на митинге где-нибудь, где лиц не видишь.

— Я не идеалист. Я декадент. Вы вот боитесь. Я тоже боюсь. Вас беспокоит собственная шкура. Меня тоже. Полковник имеет реальную силу. Но и его беспокоит собственная шкура — еще как. Так кто ж Вам сказал, что это мы будем завоевывать иную реальность? Мы ж прогнили насквозь. Может, это она ворвется к нам, сметая все на своем пути, и взорвет наконец этот чертов муравейник к чертовой матери!