Array Каверелла - От праха к величию и обратно, или Я люблю Вас, мистер V

— Вся жизнь твоя — совсем не жизнь.

Тебе не нужно спать и жрать!

И, только крови не испив,

Ты можешь силы потерять.

Тед глухо зарычал, снова готовясь к атаке, и ворон не выдержал:

— Да на фига тебе спать-то вообще?! — заорал он так, что портье отшатнулся и плюхнулся прямо на посапывающего Семена Петровича. — Нет у тебя возможности зазря сейчас время на ерунду тратить! Учись, давай!

— У-учиться? — Тед помотал головой.

Мгновенно растеряв всю злость, он, тем не менее, совершенно не понимал, чего от него хочет настырный ворон. Говоря откровенно, он пока вообще не понимал, где он, что он, как здесь оказался и зачем.

Мун, видимо, сообразил, что нужно дать вампиру выйти из прострации, и заткнулся, с любопытством наблюдая за плохо скоординированными манипуляциями Теодора.

Тед, тем временем, поднялся на ноги, с любопытством огляделся вокруг, покосился на спящего портье, вздохнул, видимо, начав что-то соображать, и, покрутив перед глазами кисти рук, принялся полировать ногти о расстегнутую почти до пояса сорочку — его форменный сюртук сиротливо висел на пыльном и ржавом вентиле. Покончив с нехитрым туалетом, он, наконец, взглянул на ворона и хихикнул.

— Чего? — не поняла птица и обиженно нахохлилась, от чего налипшая на голову паутина веселенькой вуалью упала ему на глаза. Мун фыркнул.

— Это у тебя что? — поинтересовался Тед и, не выдержав, расхохотался. — Фата девственной невесты? А флердоранж где растерял?

— Опять веселишься на пустом месте, — проворчал ворон и стряхнул крылом липкую паутину. — Делом займись. Я тебе тут познавательную литературу принес.

— Да-а-а? — с любопытством протянул вампир и, нагнувшись, вытащил из кучи одну из книг. С обложки на него смотрела томная девица в объятиях не менее томного смазливого юнца почему-то с вампирскими клыками. — Это что? — недоуменно уставился Тедди на ворона.

— Наглядное пособие по обращению с блондинками. Изволь проштудировать.

— Что, все? — при взгляде на немалую кучу книг, брови Теда поползли вверх.

— И чтобы не халтурил! — прикрикнул Мун. — А то знаю я тебя, лентяя, — и, подумав, гордо добавил:

— Читать! И никаких гвоздей!

И даже никаких шурупов!

А то отхватишь звездюлей,

Дабы не оставался глупым!

— Летаешь, птичка! Это же на год чтива. Я в жизни столько книг не читал!

— В жизни не читал, а в смерти справишься. Ты вампир, у тебя все реакции быстрые, в том числе и зрительные. Так что, вперед, и никаких отговорок, — тут ворон заметил, что Тед косится на трубу с которой недавно сверзился. — Спать все равно не дам, — ехидно добавил он. — И сбежать ты не сможешь — день на дворе.

Тед, вздохнув, вынужден был признать правоту оппонента. Бежать действительно было некуда, а Мун, раз обещал, спать не даст точно. Поморщившись, он снова поднял брошенную, было, книгу и раскрыл пухлый любовный роман.

Жизнь на кладбище была спокойной. Хотя жизнь, на самом деле, представлял только вечно отсутствующий сторож Петро. Погост и сам раньше был очень тихим. Покойнички лежали мирно в своих гробах и склепах и шевелиться даже не помышляли.

Пока как-то к ним в гости не забрел пьяный в сардельку некромант. На черном балахоне красовались зеленые и коричневые пятна. Соответственно от травы и почвы. Черного мага, впервые вкусившего паленку, с этого самого напитка колбасило не по-детски и он, крепко обняв надгробие Сидорова Алексея Михайловича, пялил мутные с бельмецой очи в даты, выгравированные на мраморном памятнике прямо под благообразной черноусой физиономией на эмалевом фотографическом портрете — 1925–1967 гг. Даты прямо-таки вопияли или вопиюли… или как там. Некромант затруднился додумать, к чему вопияли даты рождения и смерти неизвестного человека. Ему вдруг стало невероятно грустно.

Он вовсе не собирался делать ничего такого, поверьте. Он просто пожалел мужика, умершего в расцвете лет — крепкого, с хитрецой в глазах и бесстрашием на не обремененном мыслями челе. Маг всхлипнул, утирая скупую мужскую слезу, и подумал, что надо бы помочь неведомому Михалычу. Жизнь у самого некромансера не складывалась, и Горгония — очаровательная ведьма с Лысой горы — в очередной раз не дала… Не дала ему ни шанса. А он так хотел… страстно хотел… признаться ей в своих чувствах. И даже пожаловаться было некому! Маг с трудом соорудил из непослушных пальцев кукиш и показал ночному небу. Небо снесло это с присущей ему невозмутимостью. Он попытался плюнуть в небеса, но законы притяжения еще никто не отменял, и смачный плевок сразу же вернулся по обратному адресу.

Маг утерся рукавом, грязно выругался и достал из кармана испачканной мантии захватанную книжицу. Пусть не ему, пусть хоть кому-то будет хорошо! Ему пришлось поднапрячься, дабы сфокусировать разъезжающиеся в разные стороны глаза. Держась левой рукой за спасительно-устойчивое надгробие, он стал читать.

Заклинание сработало великолепно, даже чересчур — некромант поднял едва ли не все подземное население местного погоста.

Чувство самосохранения велело ему убраться до того, как свежеиспеченные зомби скумекают, что к чему, кто виноват и что делать.

А проспавшись, маг не смог вспомнить, какой из районов города, да и, собственно, какого именно города, он таким чудным образом осчастливил. Впрочем, черным магам не свойственно мучиться угрызениями совести. Некромант быстро забыл все, случившееся с ним той ночью.

Сообщество поднятой нежити потихоньку налаживало свой быт.

По молчаливому уговору зомби, обитающие на кладбище, не трогали местного сторожа. Тихий алкоголик Петро олицетворял для бывших людей последнюю связь с миром живых. Он обладал волшебным оком — телевизором с жидкокристаллическим экраном, невесть как попавшим в жалкую хибару. Ожившие мертвецы не могли понять, почему нетрезвый мужик иногда обзывал агрегат зомбоящиком и кидал в него котлеты. Ведь у них и телевизора не было ничего общего.

Вечером можно было наблюдать сюрреалистическое зрелище толпы развеселых покойников, прилипших носами к окнам сторожки, с упоением смотрящих "Кармелиту". Их терзала ностальгия.

А посему обитатели кладбища очень бережно относились к Петро и не раз вступались за него перед пришлыми вурдалаками, жадными до пропитанного алкоголем мяса. Сами зомби потребностей в питании не испытывали. Их жизнь и так была наполнена великим смыслом — грабежом. И, в результате череды разбойных нападений, они стали обладателями многих дорогих прибамбасов, о которых при жизни и не слышали.

Подвыпивший гуляка или постоялец соседнего отеля, выйдя подышать свежим воздухом, либо пробираясь домой напрямки через кладбище, сокращал не путь, а срок своей собственной жизни. Нарочно зомби никого не убивали, но как-то само собой получалось, что живым редко кто-то выбирался.