Андрей Мелехов - Mon Agent или История забывшего прошлое шпиона

— Да пошлёт Господь счастье и тебе, чужестранец! Это, — он обвёл взглядом камеру, — трудно назвать домом, но я бывал в местах и похуже!

Его ночной гость сел на свою кровать, провёл ладонью по сероватому армейскому одеялу, огляделся и согласился с утверждением соседа:

— Ты прав, добрый человек! Когда я бывал в тюрьмах во время моих прошлых посещений, мне приходилось спать на грязном полу в своей собственной крови и экскрементах! Да восславится имя Господне за проявленную ею милость!

Наблюдавший за этой сценой тюремщик подивился, что за последние тридцать секунд эти двое успели обменяться фразами на нескольких языках. Он бы удивился ещё больше, если бы знал, что вновь прибывший поблагодарил Создателя на давно исчезнувшем арамейском. Не ожидал услышать такое и Бородач. Во всяком случае, он вздрогнул и с обострённым вниманием посмотрел на своего товарища по неволе. Когда Бородач услышал удаляющиеся шаги успокоенного мирным течением беседы тюремщика, он взволнованно обратился к собеседнику на том же языке, стараясь говорить потише:

— Я рад встретить мудреца, знающего тайны мироздания и видевшего истинное лицо!.. Если честно, сначала я бы и не подумал, что ты…

Бородач замялся, пытаясь найти подходящее слово в чужом для него языке.

— Да, знаю, знаю! — весело закончил за него Учитель. — Мне не раз говорили, что надо одеваться и вести себя посолиднее! Но, с другой стороны, ты же согласишься, мой добрый сосед, что парчовый плащ всё равно не скроет скудость ума и низость помыслов! И в то же время путь любого настоящего пророка усеян непониманием, враждой и завистью!

Бородач серьезно кивнул:

— Ты прав, многомудрый! Иногда путь пророка бывает усеян ещё и телами тех несчастных, что решили пойти наперекор воле Аллаха! Тех, кого попутал шайтан и его помощники-дивы!

Учитель также с интересом посмотрел на своего собеседника. На лбу у того появилась пульсирующая синеватая жила, как будто он действительно видел и помнил немало мёртвых тел. Наконец обладатель пары потёртых штанов заговорил опять, но уже на арабском:

— Когда-то, встав на путь, подсказанный мне Господом, я провёл немало дней в пустыне, пытаясь одиночеством и голодом усмирить тело и укрепить дух. Уж и не знаю, был ли это Диавол, или у меня просто начались голодные галлюцинации, но чей-то голос предложил мне взойти на высокую скалу и испытать любовь и внимание Господа, прыгнув с неё вниз, на камни…

— И что же ты сделал, мой друг? — с неподдельным интересом поинтересовался Бородач.

— Я ответил этому голосу, что прыгать не буду! Ведь Высшее Существо в этот момент могло быть занято другими вещами!

Бородач оценил тактичный намёк собеседника на уровень участия Аллаха в судьбах отдельно взятых личностей и добродушно засмеялся, похлопывая сильными ладонями по кровати и кивая головой.

— Воистину она прекрасна, милостива, всемогуща, но порою забывчива и непоследовательна! Как, впрочем, и все женщины! Поэтому-то я почти никогда и не обижался на своих жён! А их было немало!

Последнее пожилой араб произнёс с немалой гордостью и в знак удовольствия погладил свою окладистую бороду. Зеленоглазый сосед на секунду задумался, как будто вспоминал женщин в своей жизни. По-видимому, опыт его общения с ними был не настолько богат и вызывал не столь же однозначно приятные воспоминания.

— Я, — несколько печально продолжил он тему, неизбежную для любых двух мужчин, изолированных от общества, — никогда не мог понять одного: почему так часто тебя не любят как раз те женщины, которых ценишь пуще жизни! И в то же время сам ты можешь быть равнодушен к чудесным девам, готовым целовать твои ноги!

— Это потому, мой молодой друг, — участливо подсказал ему умудрённый опытом собеседник, — что с самого начала ты не усвоил для себя главное правило — правило мотылька!

Учитель с удивлением посмотрел на него. Тот же продолжал:

— Оно заключается в том, что к женщинам, особенно молодым, необходимо относится как к прекрасным бабочкам, порхающим с одного ароматного цветка на другой. Да, иногда, если ты хочешь обладать ими, тебе неизбежно придётся бегать как умалишённому с сачком или шапкой, смешно подпрыгивать и падать лицом в грязь, вновь и вновь упуская из рук эти прекрасные создания с бархатистым телом, пахнущим Раем. Но ты всегда должен помнить (и тогда они всегда будут чувствовать это!), что, будучи более сильным, умным и ловким, ты, рано или поздно, всё равно поймаешь их. И что тогда в твоей власти будет погладить или сломать их хрупкие крылья! Поверь, мой друг, ничто не привлекает беззаботную женщину-мотылька к мужчине так, как это чувство нашего превосходства и осознание неизбежности момента полного подчинения нашей власти!

Бородач даже крякнул от удовольствия, объясняя свою теорию отношений с противоположным полом. Длинноволосый сосед задумался, устремив ярко-зелёные глаза куда-то сквозь тюремные стены. Наконец он улыбнулся и сказал:

— Наверное, ты прав, мой мудрый сосед: женщины-мотыльки просто знают, что я из тех мужчин, кто скорее умрёт, чем будет ловить их! Или, поймав, может сломать их крылья! По-видимому, я буду вечно бегать со своим сачком!

Бородач испытывающе посмотрел ему в глаза и снова добродушно рассмеялся, одобрительно покачивая умудрённой головой. Его более молодой собеседник присоединился к нему. Тюремщик в коридоре невольно удивился тому, как удачно складываются отношения между двумя заключёнными. Посмеявшись, Бородач испытующе посмотрел на Учителя и уже очень серьёзно произнёс на арамейском:

— Почему-то мне сразу показалось, что ты знаешь, о вечности, человек Книги! Как звали тебя в жизни земной и как зовут сейчас?

— Как только меня не величали! Но тогда, в незапамятные времена, я был просто плотником из Назарета! Это уже потом меня стали называть Учителем! А как ты узнал, что я иудей — человек Книги?

— Потому что только вы можете вкладывать два, а то и более смыслов, в одно и то же предложение! И только вы можете вызывать в других одновременно восхищение и неприязнь!

Тут уже настала очередь Учителя засмеяться и отдать должное язвительной наблюдательности пожилого араба, умершего много столетий назад.

— Наверное, ты прав, мой мудрый друг! Действительно, только мои соплеменники умеют писать истории, в которые трудно поверить нормальному человеку, но которым, тем не менее, поклоняется половина человечества! И только мы можем иногда любить то, что ты называешь Книгой, больше, чем друг друга, своих соседей и здравый смысл!

— Тебе ли не знать этого, Иешуа! — печально и со значением произнёс имя Учителя Мохаммад. — Но что бы ни написали о тебе последователи, истории о твоей жизни помогали и мне! Особенно когда приходилось в очередной раз бежать уже от моих соплеменников!