Мария Семёнова - Славянское фэнтези

— Куда тебя черт несет? — хриплым шепотом заорал Дмитрий.

— Так стучат же…

— Брысь отсюда, — велел Дмитрий. — Сам открою.

Дмитрий был сонный и злой, и незваным гостям, пожалуй, здорово досталось бы. Вообще-то он думал, что на такие штучки способен только Женька: заявиться в три часа ночи, перебудить весь дом и с невинной улыбкой сообщить, что мама прислала его за солью. Хотя Женька жил на другом конце города. Но уж если навещал деда, то гостил у него прочно, со Славкой они были не разлей вода. Хотя непохоже, чтобы стучал мальчишка, уж больно громко и воинственно, но с Женьки станется: «Я так стучал, так стучал, думал, вы спите…»

С такими отнюдь не радужными мыслями Дмитрий распахнул дверь и, поежившись под курткой от ночного холода, двинулся к калитке.

Славка не дождался, чем кончились его переговоры с ночными гостями.

Проснулся Славка от надсадного трезвона будильника, прихлопнул его рукой. Проворчав: «Что за мода по воскресеньям часы накручивать?», сунул Лихо под подушку и поплелся на кухню. К его удивлению, Дмитрий сидел за столом и мрачно жевал бутерброд. В чашке дымился кофе. Славка втянул носом ароматный парок и осведомился:

— Ты чего тут делаешь?

— Сижу, — ответил Дмитрий, поддерживая лоб ладонью.

— А чего сидишь? Воскресенье же…

Дмитрий слегка подпрыгнул. Бутерброд шлепнулся на пол маслом вниз, хорошо, что не на джинсы. И тут Славка увидел синяк на братцевом лбу.

— Ой, — поразился Славка, — Ты где это так приложился?

— Я-а?! Это всаднички твои приложили!

Установилась тишина, в которой потрескивали электрические искры. Искры исходили от Дмитрия. Славка намочил кухонное полотенце и обмотал брату лоб. Было это делом безнадежным, но Славка не мог покинуть Дмитрия в беде.

— Ой, Димка, — вздыхал он. — Хорошо, что тебе в институт сегодня не надо…

— Издеваешься, да?

Славкины глаза обиженно раскрылись.

— Пятница сегодня, — горестно произнес Дмитрий и утер полотенцем лицо.

— Не ври! Я же уроки не сделал!

Дмитрий вздохнул и сказал, что ему бы Славкины заботы. Подумаешь, уроки какие-то…

Славка сильно удивился и подумал, чем же Димыча так стукнули, что он вдруг поумнел и перестал считать уроки главным занятием.

— Дим, а Дим. — Он потерся ухом о братнино плечо. — Ты только не злись, чем тебя звезданули, а?

Дмитрий вскочил, отшвырнул полотенце и, как раненый лев, заметался по кухне, выдавая на одном дыхании:

— Р-распускают киношников, чтоб они сгорели со своими копьями! Чтоб их…

Он поскользнулся на бутерброде, взмахнул руками и сел верхом на табуретку.

— Ну, ты талант, — оценил Славка, сияя восторгом. — Я бы точно на него грянулся.

— Сги-инь! — заорал брат.

В низине чуть слышно пофыркивали кони, полз, собираясь, туман и монотонно квакали лягушки. Вверху, над головами, плыли по звездному небу черные кроны сосен.

Но и кроны, и звезды были видны, только если уйти в темноту от костра. Славка сидел скорчившись, поджав под себя ноги и хлопая ладонью по плечам и голым коленкам, — комары угрызали, даже дым их не спугивал. Да и ветра тут, среди деревьев, почти не было.

Над костром в котле булькало варево. Есть хотелось страшно. Только Славка не уверен был, что накормят. Не потому, что не дали бы. Просто уж очень компания странная. «И комары их не едят», — прошептал он сердито, озираясь. Люди сидели поодаль, за кругом света, Славка все пытался сосчитать их и сбивался. Много, в одинаковых грубых плащах с капюшонами на лицо, а может, и лиц-то там не было. Только руки кое-где видны из-под плащей — тяжелые большие ладони на рукоятях кордов, на луках, рядом еще мечи, самострелы, непонятные круглые штуковины с шипами. (Когда шарик один — это кистень, а когда много?) Из-за темноты Славка этого не видел, просто знал. И ему делалось неуютно.

На свету оставалась одна женщина — в холстинной сорочке, с надетой поверх разрезной юбкой, щекастая и простоволосая. Две тяжелые косы на голове красно-золотой короной взблескивали в свете костра. Женщина наклонялась над котлом, помешивала в нем большой деревянной ложкой, пробовала, подсыпала что-то, то морщась, то улыбаясь. Поглядывала на Славку. Лицо у нее было широкое и доброе, и когда он смотрел на повариху, почему-то становилось легче. А попробуй она положить ему руку на затылок, сказать: «Ну что ты, болезный…», Славка бы ткнулся ей в колени и расплакался. Но она только взглядывала искоса и опять поворачивалась к костру. Воины в плащах сидели, словно каменные. Славка вздохнул. И вдруг почувствовал движение. Повариха оглянулась. Тогда решил повернуться и он. И когда глаза привыкли к темноте, понял, что она не такая уж непроглядная. Сосны на холме высветил иззади месяц, и от них к костру протянулись тени, а трава между тенями серебрилась, и в ней мерцали какие-то цветы. И от сосен совсем бесшумно и плавно шел человек — не шел, скользил на ходу, лишь крылья плаща приминали травы. А за его спиной небо было совсем голубое.

Человек подошел к кругу света и опустился на траву, точно надвое разделенный светом и тьмой. Застыл, подтянув к подбородку колени. Край плаща сполз случайно, и Славка разглядел худую босую девичью ногу, по щиколотке перечеркнутую черным от запекшейся крови шрамом. И тут сзади что-то тихо стукнуло.

— О господи!

Это были первые живые слова, услышанные тут. Славка даже вздрогнул от неожиданности. Повариха стояла закаменев, уронив ложку.

— Да как же это они, по живому? — Грудной теплый голос звучал испуганно.

— А как же иначе? — отозвалась незнакомка с усталой насмешкой, прикрывая рану плащом. — Только по живому и надо. Иначе разве почувствуешь?..

У Славки по спине пробежали мурашки. А повариха уже суетилась, позабыв, что вскипевшее варево вот-вот выльется в огонь. Вытащила откуда-то чистую тряпицу, склонилась над раненой.

— Эй, поди воды принеси! Оглох, что ль? Збанок не забудь!

Славка вдруг понял, что это к нему. И обрадовался, и испугался…

Женщина безразлично смотрела, как повариха смывает с ее ноги кровь, обматывает тряпицей. Потом глянула на Славку. Глаза у нее были черные, совсем мертвые. Он не успел испугаться. Незнакомка протянула руку. Понял — за збанком. Там еще оставалась вода. Отпила немного, вернула посудину.

— Надия! Щи твои, гляди, убегут.

Повариха охнула, кинулась к котлу. А женщина без улыбки вновь обернулась к Славке:

— Ну, здравствуй, отрок. Говори.

— Чего говорить? — не понял он.

— К нам с пустяками не ходят, Лихослав.

Славка так поразился расшифровке своего имени, что не нашелся, что ответить. И вообще, по правде говоря, ему было страшно. Славка попытался припомнить свои беды. Ну с Димкой разругался. Йоська в дневник записала. Все это были мелочи, внимания не достойные.