Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

— Ты понял, Маркелыч, куда она клонит? — зашептал окончательно протрезвевший Волохин. — Шпионское гнездо, и подумать только, мы одни видим этот шабаш.

Но Волохин заблуждался, кроме них был еще один человек, который из-за вентиляционной решетки слушал и наблюдал за всем происходящим в зале. Этим человеком был Витя Шелковников. Так уж распорядилась судьба, и никакой в этом случайности не было, что именно Шелковников очутился в вентиляционном коробе. Все происходило закономерно.

Расставшись с Недобежкиным, Шелковников отбуксировал золотую карету с лошадьми на ипподром, где заложил ее Славе Жаркову, и устроил коней на государственный рацион, договорившись с тем же Славой Жарковым, что его лошади будут выступать на ближайших скачках, а Витя будет главным тренером-жокеем в команде, которую организует Слава. Потом, сжимая петуха под мышкой, поехал на такси в комиссионку на Арбат, где предложил оценить свадебный венец, шпагу и орден. Причем его хотели надуть сначала приемщица Лискова, потом сам директор Грубич. Они долго препирались и, наконец, договорились что ему дадут за шпагу и усыпанный бриллиантами орден десять тысяч долларов и двести пятьдесят тысяч советскими сторублевками.

— Я знаю Витю, он в КГБ не побежит, это солидный и надежный молодой человек! С ним можно рассчитываться долларами, — лестно отозвалась о нем Лискова.

После чего Витя два часа сидел с оценщицей в кабинете директора и играл с ней в карты, пока Грубич ездил за долларами. Все это время Витин петух ходил по столу, заглядывал к Лисковой в карты, клевал печенье, что-то подсказывал Вите на ухо и вообще действовал Людмиле Васильевне на нервы, помогая ей проигрывать в очко. К тому времени, как приехал Грубич, Витя выиграл у Лисковой сорок тысяч и решил продать только венец, а шпагу и орден оставить себе. После новых препирательств Витя набил долларами и рублями «дипломат» и распрощался с дирекцией комиссионки. Потом заехал в зоомагазин, купил клетку для петуха, снял номер в «России» с видом на Кремль, запер в нем петуха и уж только после этого наконец-то с легким сердцем отправился к «своим ребятам» в ДЭЗ номер шестнадцать по Спасоголядьевской улице.

Все произошло именно так, как он и мечтал. В культурном подвальчике как раз на закате рабочего дня собрались в грустном настроении сантехники, электрики и дворники ДЭЗа — человек пять или шесть. Всем хотелось культурно подразвлечься, но денег ни у кого не было. Еще час — и все магазины, торгующие спиртным, будут закрыты и тогда — вечер пропал. И тут Шелковников в американской кепочке, в белых ослепительно модных кроссовках, похожих формой на два танка «Шерман», скатился в подвал.

— Хэлло всей честной компании! С кинематографическим приветом!

Витя подошел к столу и положил цилиндрический футляр для чертежей, а рядом поставил новенький «дипломат», купленный у Лисковой, повертел наборными колесиками, подбирая секретный код, после чего лихо щелкнул замками и одну за другой начал выставлять на стол бутылки «Пшеничной».

— Шелковников, ну ты даешь, в натуре! — с восторгом закричал электрик Бархоткин. — Есть Бог на свете, а вы сидели, носы повесив, маловеры. Я же говорил вам, верьте — и приложится к вам. Ай да Шелковников!

Он хотел было тут же откупорить бутылку, но Витя отвел его руку.

— Момент! А где Четвериков, Петя Носов? Пети Носова я не вижу, потом закуски нет. Лидию Ивановну из диспетчерской, Таню Малову — я бы тоже желал пригласить на маленький ленч.

Будущий киноартист достал из кармана пачку сторублевок и, поплевав на пальцы, отсчитав пять штук, произнес:

— Бархоткин, будь другом, сходи с Павликом в гастроном к нашим ребятам, возьми сервелата, сырку там получше, окорока, буженинки, шейки, хочу отметить свое возвращение. По текущему курсу ты получишь… — вылезла у него кем-то когда-то сказанная фраза. Витя на секунду задумался и прибавил еще две бумажки. — За причиненный мной в прошлый раз моральный ущерб и за твои будущие заслуги — семьсот рублей. Без отдачи. И «Фанты», «Фанты» ящик возьмите.

— Откуда же ты, Шелковников? — почтительно спросил Геныч, пожилой любознательный сантехник. — Ты совсем как иностранец.

— Только что из-за границы, со съемок, — скромно покраснев, сообщил аристократ-бомж. — Дали вторую подзаглавную роль в их боевике «Убить убийцу», им нужен был наш типаж для советского разведчика-убийцы. Их Карло Самаранин как увидал меня возле «Националя», ткнул пальцем: «Вот, — говорит, — вижу его в этой роли. Простой, ничем не примечательный советский человек невинного возраста на поверку оказывается матерым агентом КГБ!.. Доллары не имеют значения, лишь бы дал согласие».

— Я и дал согласие! — блеснул Витя золотым зубом. — Месяц — съемки в Монте-Карло, месяц — в Лос-Анджелесе. У них не как у нас — ВГИКов кончать не надо, лишь бы талант был.

Сантехники разинули рты от такого неожиданного Витиного успеха.

Вскоре вернулись Бархоткин с Павликом, мгновенно отоварившись с черного хода через своих друзей-грузчиков. Расторопные ребята внесли ящик «Фанты» и разложили пакеты с дорогими вареностями и копченостями.

— Буженины не было, окорок взял, шейки не было, а бок свиной был с утра, да к вечеру кончился, зато Маргарита осетрину дала, вот, двух видов по килограмму, — оправдывался Бархоткин. — Икры красной не дала, дала черную, во, отвалила целую восьмисотграммовую банку — «Кавиар малосол!» Павлик ей вчера стояк в подсобке починил. Ты, видать, Павлик, ей вчера не стояк починил, а стояком вчинил, что она сегодня так раздобрилась.

— Га-га-га, — заржали сантехники и электрики, по достоинству оценив тонкий бархоткинский юмор и предчувствуя невиданное веселье и выпивку.

Кто-то сбегал за Четвериковым, за Петей Носовым. Появилась дебелая Лидия Ивановна в желтых кудряшках и инженер по зданию Таня Малова — стройная девушка лет тридцати шести с полным ртом золотых зубов. Они принесли вилки и несколько фужеров. Граненые стаканы, украденные в газировочных автоматах, уже стояли на столе.

— Как же это, постой, Виктор, получается? Если посчитать, ты месяц был в этом Карле и месяц в Анджелесе, а мы вроде месяц назад с тобой здесь сидели? Еще ты у меня два двадцать на портвейн занял… — удивлялся пожилой и не такой сообразительный на даты Геныч. — А может, я что-то путаю?

Все гневно зашикали на Фому неверующего.

Шелковников понимающе, как умственно отсталому, покивал Генычу и по-хозяйски налил всем «Пшеничной», потом сладко зажмурился. Все ждали, никто, как бывало раньше, не перебивал, наконец Витя настроился.

— Хотелось бы тепло отметить нашу встречу. Там, в Америке, мне не хватало вас, друзья. Мне довелось сыграть несколько ролей и, если бы не вы, конечно, мне бы не удалось достичь того успеха, который выпал на мою долю. Я вдохновлялся вашими характерами настоящих простых советских людей. Выпьем же за нашу встречу.