Джон Адамс - Путь волшебника

Однако, если рассматривать существующее положение дел, какая разница, являешься ли ты шестиногой хитиновой тварью размером с фалангу пальца или только воображаешь себя ею? Так или иначе, положение было ужасным. Ганнин Тидрих не мог произнести слова, чтобы запустить заклинание освобождения. Следовательно, он не мог вернуть себе человеческий облик и размер. Он вообще ничего не мог сделать сверх того, что доступно песчаному таракану. Поэтому он поступил так, как поступило бы любое шестиногое существо, дорожащее своей жизнью: скрылся под кушеткой, где обнаружил других песчаных тараканов, по всей видимости, здешних старожилов. Тидрих обвел их яростным взглядом, безмолвно приказывая держаться от него подальше, они же беспорядочно задергали усиками в ответ. Поди угадай, что это означает: сочувствие или враждебность?

«Могла она не отказать мне в такой малости, — подумал Ганнин, — как возможность общаться с себе подобными, коль я на неопределенный срок обречен носить эту оболочку?»

Никогда ранее он не испытывал такого горя и ужаса. Но превращение оказалось временным. Два часа спустя — Ганнину Тидриху казалось, что минули десятилетия по тараканьему времени и он навеки останется насекомым, — голова злополучного ученика пошла кругом, сознание как будто взорвалось, а после он понял, что вернулся к прежнему размеру и лежит в неуклюжей позе на полу. Халабант куда-то ушла. Ганнин осторожно встал и побрел в свою комнату, снова привыкая к передвижению на двух ногах. Шагая, он держал ладонь перед глазами и восхищался тем, что опять видит пальцы, и непроизвольно дотрагивался ими до лица, плеч и живота, чтобы лишний раз ощутить мягкую человеческую кожу.

Он стал самим собой. Он чувствовал, что наказан поделом, и даже испытывал благодарность за отмену приговора.

На следующий день они не обсуждали досадное происшествие, вернув отношения в привычное и строгое русло: учитель учит, ученик учится. Тидрих старался вести себя крайне осторожно. Когда случайно при опробовании новых магических приборов их пальцы соприкасались, он отдергивал руку, как от раскаленных углей.

А в Триггойн пришла весна. Ветерок теплел, деревья окутались первой зеленью. Страсть Ганнина Тидриха к его наставнице не унялась, а сделалась, сказать по совести, просто невыносимой, но он не позволял себе ни малейшего внешнего проявления любви. Были и другие случаи, когда молодой человек на рассвете ненароком заставал Халабант обнаженной в коридоре, но теперь он всякий раз плотно сжимал веки и потом притворялся, будто ничего не видел, хотя ее облик стоял даже перед закрытыми глазами. Иногда думалось, что в этих встречах кроется нечто преднамеренное, возможно, это было определенного рода кокетство, но страх не позволял ему развивать такие предположения.

Теперь им овладела новая навязчивая идея. Что, если те гости, которых наставница принимала во время его отсутствия, вовсе не ученики, а любовники? Спроста ли Халабант принимает меры, чтобы они покинули квартиру до возвращения Ганнина? Мысли о том, что кто-то ласкает ее изумительное тело, срывает с губ страстные поцелуи, в то время как он не смеет и прикоснуться к красавице под угрозой превращения в песчаного таракана, доводили его до безумия.

Само собой, он мог узнать, что же происходит в квартире Халабант днем. Новых навыков вполне хватало, чтобы привести в действие магическое приспособление, известное под названием «сфера дальновидения». Оно позволяло за кем угодно подглядывать на расстоянии.

Трех дней оказалось достаточно, чтобы потихоньку вынести из дома одну из сфер, необходимый объем розовой жидкости и щепотку сероватого порошка, запускающего заклинание. Также пришлось украсть трусики Халабант — их запах сводил его с ума — из корзины для грязного белья. Все это он хранил в запирающемся на замок сундучке, взятом напрокат на соседнем рынке. На четвертый день, твердя в уме пять слов заклинания, Ганнин вынул приспособления из сундука в харчевне, где, как он был уверен, никто ему не помешает, водрузил шар на белье наставницы, заполнил его розовой жидкостью, сыпанул порошка и произнес те самые пять слов.

На краткий миг возникла опаска, что увиденное может навеки разбить его сердце. Но он отмел эту мысль. Узнать любой ценой!

Поверхность жидкости в сфере дрогнула, появилось лицо В. Халабант. Ганнин Тидрих затаил дыхание. У нее в самом деле был посетитель — молодой человек, скорее даже мальчик от двенадцати до пятнадцати лет. Они сидели весьма целомудренно — по разные стороны стола, изучая принадлежавшую Халабант книгу по магии. Час прошел вполне невинно. Вскоре прибыл и второй ученик — коренастый невысокий парень, одетый по-провинциальному безвкусно. На протяжении часа Халабант, по всей видимости, читала лекцию — сфера не позволяла Ганнину Тидриху слышать звуки, — в то время как ученик, кусая губы, со всей возможной быстротой делал записи. Потом и он удалился, а на смену пришел грустный, мечтательного вида юноша с длинными нечесаными волосами, который принес письменную работу. Халабант быстро перелистывала страницы, время от времени вставляя замечания, скорее всего достаточно язвительные.

Никаких любовников, все трое — обычные ученики. Ганнина Тидриха охватил жгучий стыд, да еще словно обухом по голове ударила неожиданная мысль: а что, если наставница заметила слежку? Скажем, с помощью наложенного на жилище защитного заклинания, о существовании которого он и не догадывался.

Но она вела себя как ни в чем не бывало, когда он вернулся в дом.

Неделю спустя он купил на рынке волшебников эликсир. Не снадобье, помогающее избавиться от несчастливой любви, а настоящее приворотное зелье, которое, по замыслу, бросит Халабант в его объятия. Наставница отправила его на рынок с длиннющим перечнем необходимых покупок: девясил, золотистая рута, ртуть, самородная сера, сахар гоблина, смола мастикового дерева, аммиачная камедь и так далее. Последней строкой стоял мальтабар, его продавал тот же человек, что занимался любовными эликсирами. Неожиданно для себя Ганнин Тидрих купил скляночку. Упрятал ее глубоко на дне сумки, надеясь тайком пронести в квартиру, но Халабант под предлогом помощи начала рыться в покупках и, конечно же, сразу наткнулась на зелье.

— По-моему, я это не заказывала, — строго произнесла она.

— Ну да, — огорченно кивнул он.

— Это то, о чем я думаю?

Ганнин понурил голову, не отрицая вины. Она сердито отставила бутылочку.

— Я проявлю снисхождение и заставлю себя поверить, что средство предназначено для кого-то другого. Но если ты собирался испытать его на мне…

— Нет-нет, в мыслях не держал.

— Обманщик. И дурак!