Джон Адамс - Путь волшебника

Она нахмурилась, вздохнула и ничего не ответила.

Бойс не сводил с нее непонимающего взгляда.

— В чем дело? — снова спросил он. — Развяжи меня, Элис, позволь доказать, что говорю правду. Не бойся.

— Я и не боюсь тебя, — грустно сказала она.

— Вот и хорошо, — нетерпеливо продолжал он. — Развяжи, обернись вместе со мной. Стань большой кошкой сегодня ночью, мы побежим рядом, будем охотиться вместе. Я покажу тебе добычу, о какой ты и не мечтала. Мы разделим ее пополам и съедим. Ты знаешь, каково это — оборачиваться. Ты знаешь правду об этом. Ты обладала силой, и видела горящие глаза зверя, и вдыхала запах свежей крови, и радовалась убийству. Ты познала… свободу… опьянение ею… Ты познала…

— Да, я познала, — согласилась Серая Элис.

— Так освободи же меня! Давай заключим союз! Мы предназначены друг для друга. Будем жить вдвоем, любить, охотиться…

Серая Элис отрицательно покачала головой.

— Не понимаю, — удивился Бойс. Он напрягся, тщась разорвать путы, выругался и снова обмяк. — Я что, в самом деле такой отвратительный? Кажусь тебе уродом?

— Нет.

— Тогда почему? — горько произнес он. — Меня любило много женщин. Богатые, знатные дамы, самые яркие красавицы нашей страны вожделели меня, даже когда узнавали, кто я.

— Но ты никогда не любил их, Бойс.

— Ошибаешься, — возразил он. — Я любил их по-своему. И не предавал их доверие, если ты об этом. Свою добычу я нахожу здесь, в Потерянных землях, а не среди тех, кто был добр ко мне. — Бойс чувствовал тяжелый взгляд Серой Элис и говорил, говорил. — Мог ли я любить их сильнее?! — воскликнул он неистово. — Они знали лишь одну мою половину. Ту, которая жила в городе, обожала вино, песни и надушенные простыни. Вторая часть рыскала здесь, в Потерянных землях, и узнавала такое, чего никогда не постичь несчастным мягкотелым существам. Тем, кто донимал меня расспросами, я не отказывал. Просто объяснял: чтобы быть навеки со мной, необходимо оборачиваться и охотиться рядом. Как сделала ты. Отпусти меня, Серая Элис. Взлети в небеса и посмотри на мой бег. Раздели мою охоту.

— Мне очень жаль, Бойс. — Серая Элис поднялась на ноги и вздохнула. — Я сохранила бы тебе жизнь, если бы могла. Но случится то, что должно случиться. Вчера вечером ты бы умер без всякой пользы. У мертвых нет силы. Ночь и день, свет и тьма. Они слабы. Вся сила берется из прослойки между ними, из сумерек, из теней, из тонкой грани, что отделяет жизнь и смерть. Из серого, Бойс, из серого.

Он неистово бился в своих путах, и рыдал, и сыпал проклятьями, и скрежетал зубами. Серая Элис уединилась в фургоне. Несколько часов просидела она в темноте, слушая крики Бойса — брань и мольбу, угрозы и признания в любви. Когда взошла луна, Серая Элис не спешила покидать убежище. Ей не хотелось видеть, как он оборачивается, видеть его последний раз в человеческом облике.

Наконец крики перешли в завывания — звериные, безумные, наполненные болью. Тогда Серая Элис вернулась. Полная луна разливала по округе бледный нездоровый свет. Крепко привязанный к кольям волк корчился и выл, пытался вырваться и буравил женщину голодными алыми глазами.

Серая Элис спокойно подошла к нему. В руке она сжимала длинный серебряный нож, по лезвию которого змеились изящные рунические заклинания.

Когда он наконец перестал сопротивляться, работа пошла веселее, но тем не менее ночь выдалась долгой и кровавой. Серая Элис убила волка за миг до рассвета, — еще немного, и оборотень снова обрел бы человеческий голос, чтобы кричать от муки. Затем развесила шкуру, достала из фургона заступ и вырыла очень глубокую могилу в слежавшейся холодной земле. Сверху она завалила труп обломками каменной кладки, защитив его от тварей, что блуждали по Потерянным землям, — вурдалаков и стервятников, да и других охотников до мертвечины. На это ушел почти весь день, очень уж твердой была земля, но она упрямо рыла, хоть и догадывалась, что это бесполезная трата времени и сил.

Закончив уже в сумерках, Серая Элис забралась в фургон, достала плащ из серебряных с черной каймой перьев. Обернувшись птицей, она летела и летела упорно и неутомимо, и купалась в дивных огнях, и венчалась с тьмой. Всю ночь она витала под насмешливой полной луной и только перед рассветом закричала. Порыв студеного ветра подхватил этот крик отчаяния и боли и унес прочь, навеки изменив свою песню.

Должно быть, Джерайс побаивался того, что должен был получить, и поэтому пришел к Серой Элис не один. Его сопровождали два рыцаря: великан весь в белом, с ледяным черепом на щите, и воин в темно-красных доспехах; его гербом был горящий человек. Они молча застыли у дверей, не снимая шлемов, а Джерайс опасливо шагнул к Серой Элис.

— Итак?! — властно спросил он.

На ее коленях лежала шкура волка — широкая, белая, как горный снег. Серая Элис встала и перекинула шкуру через протянутую руку Джерайса Синего.

— Объясни пославшей тебя, пусть капнет на шкуру собственной кровью. Сделать это нужно при восходящей луне в полнолуние, и тогда придет волшебный дар. Надев шкуру вместо плаща, государыня Мэланж обернется волком. Днем или ночью, в полнолуние или новолуние — значения не имеет.

Джерайс посмотрел на густой белый мех и растянул губы в высокомерной улыбке.

— Волчья шкура? Признаться, не ожидал. Я думал, это будет снадобье или заклинание.

— Нет, — ответила Серая Элис. — Это шкура оборотня.

— Оборотня? — Рот Джерайса странно скривился, а сапфировые глаза блеснули. — Что ж, Серая Элис, ты исполнила просьбу государыни Мэланж, но подвела меня. Я не стану платить за неудачу. Верни мой камень.

— Нет, Джерайс. Я заработала его.

— Но как же моя просьба?

— Ты получил то, чего хотел, а я обещала именно это. — Ее серые глаза встретились с его глазами без трепета. — Ты полагал, что моя неудача поможет тебе исполнить истинное желание, а мой успех обречет тебя. Но ты ошибся.

— Каково же мое истинное желание? — Джерайс выглядел удивленным.

— Государыня Мэланж, — ответила Серая Элис. — Ты был всего лишь одним любовником из многих. Но жаждал большего. Ты хотел быть единственным. Ты стоял на второй ступеньке в ее душе и знал это. Теперь я все изменила. Возвращайся же к ней и вручи то, о чем она просила.

В тот день, когда Джерайс Синий опустился на колени перед своей возлюбленной и подал ей белоснежную волчью шкуру, в замке на горе раздались горькие рыдания.

Но когда плач смолк и высохли слезы, она взяла широкий белый плащ и, капнув на него кровью, научилась превращаться. Не такого союза желала она — но лучше уж такой, чем никакого.

С тех пор Мэланж каждый день блуждает по зубчатым стенам замка и склону горы, а горожане утверждают, что слышат, как она воет от горя.