Евгения Бойко - Дом Воды и Воздуха (СИ)

В материалах по делу ее дневник не проходил, вещи были тщательно перебраны и частью уничтожены, частью розданы. Если он был, где она могла его хранить?

Я вернулась в тот снежный зимний день, яркий и морозный. Шел снег, а потом светило солнце. И красивые мамины волосы лежали на черном мраморе, будто кто-то плеснул кровь на угли. Почему она пришла сюда? Хотела попрощаться с моим отцом? Не глупо ли коль скоро она должна была присоединиться к нему в спокойствии вечного ничто?

А она так и сказала «я пришла попрощаться с мужем». Так записали в протоколе. Так говорил потом палач, свивший удавку из прядей ее волос и накинувший ее, и смотревший как она задыхается, и тускнеют глаза, и синеет кожа, и останавливается сердце и… Совершая ошибки мы не убегаем. Покорно принимаем свою судьбу. Почему мы совершаем ошибки, зная, что будем наказаны?

Йорт не сентиментальны. И не глупы. И конечно проверили гроб отца. Отец умер за месяц до моего восемнадцатого для рождения. Как-то посмотрел, как мы с Гаем бросаем нашему псу мяч, прижал руку к груди и умер раньше, чем мы успели подняться к нему. Мать, иногда откровенно ненавидевшая его, проплакала навзрыд три дня подряд. Потом пришла в себя, но уже не была прежней. Будто эта ненависть-привязанность была ветром, наполнявшим ее паруса, а теперь ее корабль попал в штиль и обречен.

Я легонько провела пальцами по нижней части таблички с именем и датой. И странной на первый взгляд эпитафией «Я всегда здесь». Отец не верил в загробную жизнь, считая истории про Ад, Рай и Богов сказками, глупой выдумкой. Он грозил пальцем и говорил, что всегда будет присматривать за мной. Палец коснулся едва выступающей кромки листа, я аккуратно подцепила ее и, прижимая к мрамору, вытащила на свет, пожелтевший от времени листок. Мелко исписанный, явно вырванный из дневника. Без сомнения сам дневник мама сожгла.

В кармане джинсов – уступке этому сырому дню и неформальной цели поездки, – завибрировал телефон. Я ответила, и сказанное Еленой чуть не сбило меня с ног. Два слова подписавших мой смертный приговор.

– Дейм сбежала.

***

Дейм сидела на «хвое» почти двадцать лет.

Она отлично помнила первую дозу.

Ей было пятнадцать, и она оказалась в Заречье одна. Стоял отличный вечер, для начала сентября было еще тепло, по улицам бродили пестро одетые проститутки и торговцы «свежим воздухом». Дейм долго перебирала в кармане купюры, прежде чем решиться купить пакетик с бирюзовым порошком у мужчины с чуткими пальцами музыканта. Его бледное лицо с тонким носом и темными провалами глаз причудливо освещал старый керосинокалильный фонарь, шумевший как старый примус. Свет едва-едва просачивался сквозь закопченные стекла, не достигая земли. Зачем его зажгли? Кому он нужен в эпоху электрического света, да еще в этих трущобах?

Дейм тогда до колик напугал вкрадчивый голос торговца. Получив наркотик, она бросилась бежать, остановившись только за пределами Заречья. Казалось, хриплый каркающий смех следует за ней по пятам.

Тогда она почти завидовала погибшим родителям: даже с нечеловеческой стойкостью и регенерацией, Дейм пришлось буквально собирать по частям и проходить долгую и болезненную реабилитацию. Шрамы на коже почти исчезли, но боль осталась. Боль, которая будет преследовать ее до конца жизни.

Двадцать лет Дейм пряталась от людей, выбираясь в город раз в месяц – купить «хвою» и вновь исчезнуть в загородном коттедже. Иногда она с ужасом думала о том, что будет, когда закончатся деньги. Ее родители были состоятельными и оставили немалую сумму на банковском счету, но ведь и «хвоя» не дешева. В минуты жалости к себе Дейм хотела умереть, хотела, чтобы это, наконец, закончилось. А когда смерть дышала в затылок, растекалась по улочкам Заречья багровыми реками, она понимала, как отчаянно хочет жить.

И она по-прежнему держалась за жизнь.

Дейм не знала, зачем понадобилась ведьме и этому одетому в отрепье отродью. Она должна сбежать. Боль и страх предали ей сил, и она освободила руки, выбив большой палец на правой руке и ободрав кожу кисти. Разбив стекло чугунным котелком она протиснулась в окно, и как была, босая и легко одетая побежала к управлению йорт.

Дейм понимала, у нее мало времени, но все же, осторожничала и избегала прохожих.

Когда она появилась на пороге службы, охранник отшатнулся и схватился за спрятанный в наручи кинжал, ибо она больше походила на восставшего покойника, чем на человеческое существо. Зеркало в фойе отразило бледное лицо с лихорадочно горящими глазами и встрепанные космы неопределенного цвета. Спереди когда-то белую, а теперь серовато-бежевую блузку, украшали пятна крови. Правая рука висела плетью, кровь на пальцах взялась коркой.

Подволакивая левую ногу, Дейм устремилась на второй этаж, и лицо ее кривила зловещая усмешка.

***

Елена металась по подвалу, заламывая руки. Со стороны вполне могло показаться, что ведьма безумна и это предположение было недалеко от истины.

Ну, где же, где она допустила ошибку? После чего ее жизнь пошла под откос?

Ответа не было.

Тогда Елена решила, что во всем виноваты люди. Да, да. Эти отвратительные дурно пахнущие краткосрочники. Невежественные, алчные, норовящие урвать кусок пожирнее. Это их стремление превзойти Творца обернулось для ведьмы катастрофой. Если бы не тот гадкий профессор и его чудовище, она не призвала бы чары адского огня, не подцепила демона, не приготовила зелье личины и никогда бы не попала в такую передрягу. А теперь страшно даже представить, во что все выльется.

Икая от переизбытка чувств, ведьма открыла припрятанную на крайний случай бутылку мартини и отхлебнула прямо из горлышка. Деятельная натура требовала бороться, сражаться, искать решения, но разум подсказывал, что сейчас от ведьмы ничего не зависит. Она может сколько угодно нервничать и стенать, но придется надеяться на Гели и ее хорошие отношения с Яном. Впрочем, будь эти отношения действительно хорошими, им бы не пришлось скрываться. Одно дело, если бы их план помог найти убийцу… а так…

– Что за праздник, Золушка?

– Поминки, – мрачно ответила она, делая еще один глоток, – моей умопомрачительной карьеры.

– Пленница преставилась? Я же говорил, от вашей стряпни кто угодно скопытится.

Он склонился к полу и принюхался. Улыбнулся, обнажая острые зубы.

– То неловкое чувство, когда друзья оставили любимую кошку на пару дней, а она издохла.

– Вы! – ведьма поднялась и шагнула к демону. Монстр скрестил руки на груди.

Демоны. Они любят и умеют торговаться но, поди, разберись в расценках и подводных камнях сделок с ними. И результат этих договоров всегда один – смерть и потеря души.