Кристофер Сташеф - Чародей и сын

— Кто ты такой, чтобы являться вот так бесцеремонно, без предупреждения?

Вопрос был хороший. Незнакомец выглядел совсем не по-грамерайски: остроконечная шляпа, плащ с капюшоном в викторианском стиле, брюки и резиновые сапоги с отогнутыми голенищами, причем все какое-то изношенное, потрепанное. Посох у незнакомца был украшен затейливой резьбой, а еще обращали на себя внимание его широченные бакенбарды — тоже, кстати, имевшие вид растрепанный и неряшливый.

— Кто ты такой? — еще более требовательно вопросил Магнус, и его рука легла на рукоять меча.

— Твой злой гений, Магнус, — ответило видение.

Магнус прищурился.

— Тебе известно мое имя?

— Разве не всем в Грамерае знакомо имя сына Верховного Чародея?

Удар попал в цель — намек на то, что он как бы сам себя не знает. Магнус сменил тему.

— Никогда не видел прежде таких одежд, как на тебе…

— Видел, — возразил незнакомец. — В своих книжках по истории.

— Разве что там. — Магнус нетерпеливо тряхнул головой, но сердце у него екнуло от страха. Что этому типу известно о его книгах? — Откуда ты взялся?

— Из Лондона, который описан в твоих книжках, — отвечал незнакомец. — Я тот, кто подбирает обрывки чужих мыслей, а потом копается в них, отыскивая то, что для меня забавно. Что не могу взять сам — покупаю, а все, что мне прискучивает или не представляет для меня ценности, — отдаю другим. У меня есть для тебя подарочек.

— Он мне не нужен!

— А я думаю, он тебе понадобится, потому что это заклинание на неприкосновенность.

— Чтобы мое тело не могло поразить никакое оружие? — уточнил Магнус и брезгливо скривил губы. — Такого не бывает. Это просто иллюзия!

— Тебе ли говорить о том, что бывает, а что нет, — негромко произнес старьевщик. — Нет, не все твое тело я мог бы сделать неуязвимым, а только твое сердце.

Магнус задумался. Ему частенько встречались юные особы, с виду достойные любви, но на самом деле желавшие только использовать его — так или иначе. Поэтому молодому человеку была понятна ценность заклинания, предложенного старьевщиком.

— А тебе-то что с этого будет? Что я могу дать взамен?

— Да ничего. — Старьевщик ответил тихо и, пожалуй, слишком небрежно. — Я же сказал тебе: эта безделица мне ни к чему, потому я и готов отдать ее тебе.

— Я не поверю никому, кто проявляет подобное бессребреничество, — проворчал Магнус. — А уж тем более нет у меня веры тому, кто не отсюда и не из этого времени, но при этом так много знает обо мне. Не желаю иметь с тобой ничего общего! Изыди!

Старьевщик пожал плечами и улыбнулся.

— Очень скоро ты передумаешь. Я посещу тебя вновь, когда мое предложение покажется тебе более ценным.

С этими словами он резко махнул рукой, как бы отсекая себя от Магнуса, и исчез.

Магнус некоторое время неотрывно смотрел на то место, где только что стоял незнакомец.

Потом он пришпорил коня и продолжил путь, потрясенный гораздо сильнее, чем ему хотелось в том себе признаться. Он постарался взять себя в руки, стал дышать ровнее и через некоторое время успокоился настолько, что начал обращать внимание на все, что его окружало. Дорога пошла на подъем. Конь сам шагал по оленьей тропке. Магнус осознал, что понятия не имеет о том, где находится.

И это его очень порадовало.

На самом деле находился он где-то посреди леса Геллорн — самого обширного во всем королевстве, чащобы которого были настолько же не исследованы, как материковая часть суши планеты Грамерай. К слову сказать, материковая часть в своем развитии застряла на каменноугольном периоде. Магнус догадывался, что скорее всего дорога завела его в район предгорий у северного края леса, а узнавать более точно у него охоты не было.

Еще он почувствовал, что дрожит от холода. Он натянул поводья и не без удивления обнаружил, что промок до нитки. Нужно было найти место, где можно было бы развести костер и обсушиться. В принципе не исключалась возможность телепортации в населенные края, но Магнус пока был не готов общаться с другими людьми. Он впал в тоску, это верно, но пока наслаждался одиночеством и хотел, чтобы оно продлилось подольше. Магнус старательно прислушался, прощупал ночь с помощью системы псионных ощущений…

…И услышал глуховатое непрерывное постукивание музыкального камня где-то неподалеку. Такие камни буквально наводнили Грамерай. Кудесник Ари, которого обманом заставили создавать камни, из-за которых чуть было не пала жертвой добрая часть грамерайской молодежи, пожелал исправить свою ошибку и принялся один за другим сотворять камешки, которые распевали о доброте, участии и милосердии. Однако кудесники средней руки, наспех обучившиеся этому ремеслу, стали штамповать собственные музыкальные камни. Вот только мелодии у них выходили не такие красивые, как у Ари.

Но эта песенка являлась исключением. Магнус сосредоточился, сдвинул брови и различил слова.

Интересно… Магнус отвлекся от песни и стал гадать, кто же ее мог сочинить. Может быть, какой-то мелкий местный чародей, любовь которого отвергла некая смазливая молочница? А может быть, и вправду где-то здесь обитала старуха-колдунья, обозлившаяся на всех людей на свете?

Если так, то неплохо было бы с ней сразиться. Магнус был как раз в настроении, когда хочется драки — только дай повод, и не важно на каком уровне биться — физическом или магическом.

Увы, противник и не вздумал возникнуть. Промокший, продрогший и дрожащий, Магнус огляделся по сторонам в поисках укрытия. Он вспомнил о том, что звериные тропы обычно куда-нибудь, да ведут, что даже олень — и тот знает, где разыскать убежище от непогоды. Магнус прищелкнул языком, призывая коня тронуться с места, и конь зашагал по ночному лесу.

Через какое-то время они добрались не то чтобы до пещеры, а до наклонно стоявшей скалы, под которой нашелся клочок сухой земли, милосердно усыпанной прошлогодней листвой. Дождевыми потоками под скалу нанесло и обломанных веток. Оленей здесь уже давно не бывало. Магнус догадался, что олениха весной выхаживала тут оленят, а сейчас была уже глубокая осень. Магнус сгреб в кучу листья, положил поверх них тонкие прутики. Затем он пристально воззрился на маленькую пирамидку и стал целенаправленно думать о молекулах, слагавших те листья, что лежали в самой серединке. Он представил себе, как движутся эти молекулы — хаотично, неправильно, а потом вообразил, что их движение ускорилось, стало быстрее, еще быстрее…