Роланд Грин - Чародей Киев

— Я уже задумывался на этот счет, — отозвался Ши. — Помните, что вы говорили насчет специфических особенностей мира «Энеиды»?

— Таких там было полным-полно, — буркнул Чалмерс. — Какую конкретно особенность вы имеете в виду?

— Все до единой, а также ваше объяснение, — сказал Ши. — Гомер жил четыреста лет спустя после Троянской войны, а Виргилий — через восемьсот лет после Гомера и вдобавок был римлянином со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— И что с того?

— А теперь предположим, что литературное произведение, которое Бородин взял за основу при создании своей оперы — насколько я себе представляю, некий древнерусский эпос, — было написано кем-то из современников Игоря. К примеру, кем-то из его ближайших соратников. Игорю-то автор потрафил, зато намеренно упустил множество значимых деталей.

— Вроде вшей, вони и всей этой системы «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»? — огрызнулся Чалмерс. — Да, это вполне может быть объяснением. Но вот утешением — вряд ли!

Ши пришел к заключению, что Чалмерс явно не в том настроении, чтобы проводить серьезный академический анализ, и без лишних слов заступил на первое дежурство.

На третий день к вечеру Чалмерс, судя по всему, немного примирился с реалиями континуума и отсутствием Флоримели.

— А было ли у того атамана вообще намерение вести переговоры? — спросил он у Игоря, когда они разбивали лагерь.

— Они по-прежнему уважают знамя перемирия, хотя и не так, как бывало в стародавние времена, — отозвался князь.

— Колдун сказал, что в последнее время они стали частенько нарушать старинные законы и обычаи — даже между собой, — заметил Ши.

Игорь нахмурился, а Ши подумал, насколько все-таки хорошо быть Героем с большой буквы — то, что у обычного человека все сочли бы гримасой, на лице князя расценивалось как выражение озабоченности и благородства.

— Я ничуть не против того, чтобы они били и обманывали друг друга, но ежели и торгового перемирия они более не соблюдают… Будь они прокляты, отпрыски дьявольские, да и глупцы вдобавок! Торговый закон гласит, что никто не может нападению подвергнуться на нейтральных купеческих стоянках, равно как и в трех днях пути туда или оттуда. В землях русских, конечно, князья карают за воровство — три дня там или не три. Но торговый закон действителен даже в степи — или же был действителен до сих пор.

— Не означает ли это, ваше высочество, что если б мы нашли Флоримель… — Голос Рида предательски дрогнул. — Если бы мы ее нашли — выставленную на продажу, — то не сумели бы оспорить сделку ни там, ни три дня спустя?

— В землях русских смогли бы, — отозвался Игорь не без гордости. — Никто из нас не может быть порабощен, за исключением предусмотренных законом случаев, и свидетели при том потребны. Мудрый человек всегда ведет учет своим рабам — и русским, и иностранным — стараниями дьяка ученого, и случись бежать им али похищенными быть, выяснить их принадлежность нетрудно. Но тех, кто рабов покупает в степи, в местах нейтральных, мало их происхождение да подноготная волнуют. И ежели придут они к дьяку и скажут: «Купил я рабов сих в степи», остается дьяку только принять слова такие на веру. А коли вдруг окажется, что раб сей принадлежит кому-то еще или никакой не раб это вовсе… В общем, согласно закону набеги половецкие приравниваются к пожару или кораблекрушению — то бишь к естественному убытку.

— Лично я вижу тут невероятный простор для лихоимства, — буркнул Ши.

— Я и сам его вижу, Егор Андреевич!

— Но как же мы возвратим мою жену? — гнул свое Чалмерс.

— Можно было бы попробовать приобрести ее через кого-нибудь из моих посредников, — задумчиво отозвался Игорь. — Хотя это рискованно — никогда не знаешь, куда заведет торг. Ответный набег — тоже дело рискованное, особенно если учесть, что обзавелись кочевники колдуном в подмогу. Единственный человек, на которого я могу положиться, — это мой брат Всеволод, а ко всему прочему должны мы очень поспешить, дабы перехватить их прежде, чем они достигнут земель, на коих перемирие действует.

Психологи заметили, что Игорь опять стал прежним князем-воителем, обстоятельно взвешивающим все за и против. Больше они не проронили ни слова. Князь, тоже молча, направился к своему костру.

Гарольд Ши осторожно отхлебнул из серебряного кубка. Мед в нем оказался крепким и сладким. Ши уже поймал себя на том, что с трудом фокусирует взгляд на росписи, украшавшей стенной фриз в том месте, где стены палаты сводами поднимались вверх, образуя купол. Роспись изображала, каким именно образом княгиня Ольга разделалась с убийцами своего мужа.

Внутри купол был покрашен золотой краской, которую еще сильней позолотило вечернее солнце. Сколько нужно еще глотков, чтобы он засиял так, что стал бы слепить глаза?

Его сотоварищей за столом тоже можно было разглядеть с трудом — но не потому, что он перебрал. Рид Чалмерс был облачен в длинное, украшенное богатой вышивкой одеяние из тонкой зеленой шерсти, несколько смахивавшее на халат, россы были разодеты в еще более яркие шелка и парчу, но, несмотря на все это буйство красок, присутствовавшие совершенно терялись на фоне кричащих росписей и позолоты стен. Тут были все оттенки красного, голубого, зеленого, обильно разбавленные золотом, — князь, княгиня и Михаил Сергеевич выглядели просто частью окружающей обстановки.

— Всеволод поскачет с нами, — сообщил Игорь. — Певцы не зовут его неистовым зубром только из лести. В Курске у него всегда наготове полная дружина, так что он в любую минуту готов к походу.

— Князю, братцу твоему, нужно убирать урожай, как, впрочем, и тебе, — заметила Ефросинья.

— Разве для этого потребны ратники? Мы успеем смотаться за Дон и обратно прежде, чем закончится молотьба!

— А кто будет собирать подати, пока люди твои будут за Доном? А потом, если дожди польют раньше обычного, дай Бог тебе разве что к убою скота вернуться!

— Хм-м… Умеет кто-нибудь из вас двоих управляться с погодой, Егор Андреевич?

— Боюсь, что нет, ваше высочество.

— Лучше бы нам получше приглядывать за молодым Святославом Борисовичем, — переменил тему Михаил Сергеевич. — Что-то в последнее время он стал говорить слишком уж громко и слишком уж длинно!

— Честолюбие молодости, — отозвался Игорь, — Борис Всеволодович, упокой Господь его душу, уже год как в могиле. Когда старый жеребец уходит, молодой начинает брыкаться.

— Если только Господь не прочистит Святославу мозги, бывать ему при твоем дворе не раньше, чем следующий год минет, — заметил Михаил Сергеевич.

— Наверное, мне следует призвать его на службу — пускай для начала вместе с нами ратными подвигами удаль свою докажет.