Александр Изотов - Мера ноль

Я охнул, когда боль в животе снова заставила согнуться. Сквозь пальцы, зажимавшие рану, так и сочилась кровь. Чуть отлегло, и я снова прислонился к ледяному кирпичу. Затылок чувствовал вибрацию шоссе, сверху шуршали шины проезжающих авто. В середине осени умирать под дорожным мостом довольно холодно. И одиноко.

Едва я закрывал глаза, как снова и снова видел эту картину. Навечно застывшие глаза жены, и неподвижная дочурка в ее объятиях. Кровь, уже пропитавшая волосы, безжизненные поломанные пальцы…

Нет, хочу запомнить их другими. Память отказывалась помогать, но я настойчиво вытаскивал из прошлого кусочки счастья. Доча, ласково обнимающая меня за шею… Я упорно вспоминал мягкие губы жены. Такие живые, жадно ищущие мои губы…

Кротов должен сдохнуть! Эта мысль резанула, разметала собранные с таким трудом крохи тепла. Мой наниматель инсценировал свою смерть, а я понял это слишком поздно. И не успел защитить семью. Свидетелей убирают, или заставляют молчать.

Заморосил дождь, и пронизывающий ветер горстями забрасывал его под мост. Везде холод. Даже в животе, куда вошла пуля.

Подняв голову, сквозь пелену смерти я разглядел бетонные переборки моста. Ты, там, на небе… Если не примешь к себе моих, я найду тебя. Вылезу из ада, но найду.

Ни хрена не стоит твой мир… Там, где происходят такие вещи, бога нет. Что натворила шестилетняя Эльза?

Я грешен, я много кого убил. А Кротов жив… Он сдохнуть должен, ты слышишь?

«Ты действительно этого хочешь?»

Голос возник из ниоткуда, он заполнил все пространство, резонируя в бетонных конструкциях. Сил удивляться не было, осталась только предсмертная тоска. И злость…

— Хочешь мою душу? — прохрипел я, еле двигая языком. Я даже не думал, что у меня еще получится заговорить.

«Что мне твоя душа? Я и так могу забрать ее».

Я горько засмеялся, и острая боль сотрясла тело и заставила закашляться. Все, я уже одной ногой там. Голоса слышу.

– Деньги нужны? Даже там, у тебя, все деньги решают?

Я выплюнул эти слова с порцией крови. Кажется, задело легкое.

«Мне нужна твоя воля».

Сил говорить уже не было, я скатывался в пучину неведомого. Нижнюю часть тела уже совсем не чувствовал.

Воля. Как пафосно это звучит. Я хотел отомстить, словил пулю в кишки, и теперь умираю. Такая была моя воля.

« И что это даст?» – я с усилием удерживал себя в сознании.

«Ты сможешь отомстить».

«Да в жопу Кротова! Верни мне жену и дочь…»

«Мертвые не возвращаются».

«Тогда вали, откуда пришел. Я иду к ним».

Голос засмеялся. С ним смеялось все вокруг, даже бетонные конструкции тряслись от смеха, и хохотали на шоссе мокрые автомобили. Будто я сказал какую-то наивную глупость.

«Кротов провел обряд. Я заберу твою душу».

Эти слова меня удивили. Обряд? Что за ересь.

Впрочем, даже удивление уже лишало сил, и я сполз по стене, заскрежетал зубами от бессилия. Пистолет звякнул о бетонный пол. Несправедливость этого мира просто поражала. У богатых везде, даже после смерти, есть связи.

«Мне не нужна твоя душа. Мне нужен ТЫ».

Я ему нужен.

И Кротову был нужен. Молодой, неопытный телохранитель – ну, какой министр возьмет себе такого? Да, тогда это казалось невероятной удачей.

Я стиснул зубы от бессильной злости.

«Мне нужна моя семья».

«Мертвые не возвращаются, но есть другой путь».

Другой путь. Эти слова зацепили, душа встрепенулась, и таинственный голос, видимо, почувствовал слабину.

«Ты отправишься в нулевой мир».

Своим лбом я чувствовал щербатый бетон, боль от впившихся крошек удерживала на грани сознания. Я даже позволил себе удивиться.

«Нулевой?»

«Ты защитишь тринадцатого».

Нулевой мир. Тринадцатый… Чушь!

Я закашлялся, бетон подо мной заблестел. Кровь. Через пару секунд меня отпустило, но стало еще холоднее.

«Почему я?».

Я уже не говорил, а только думал, но даже мысль требовала сил. Новая волна накатила, и перед глазами стало темнеть.

«Что ты решил? Времени мало».

«Почему я?»

Темнота и холод схватили за самую душу, пронзили болью, и я попытался выдохнуть еще хоть слово…

***

«Кто это?»

Я плыл в пространстве, не понимая, где свет, а где тьма… Все вокруг заполнил протяжный гул, здесь не было тишины. Я не чувствовал тела. Его просто не было.

«Человек».

Новые голоса. Не такие сильные, как тот. Певучие. Но эти голоса мне совсем не нравились.

«Не просто человек. Ты чувствуешь это?»

«Да».

«Нельзя дать ему пройти в нулевой мир».

«Он здесь по ЕГО воле» – вмешался третий голос. Мелодичный, похожий на женский.

«Он не сказал «да»».

«ЕГО намерение — закон!» — третий голос противился.

Снова боль. Откуда, где? Ведь тела нет. Кажется, что тебя грызут, разрывают на части. Душу рвут.

…

— Разряд!

…

Меня тряхнуло. Голодные твари отлетели, разметались в стороны.

«Надо торопиться!»

«Он здесь по ЕГО воле!» — не унимался третий голос, – «Что вы творите?»

«Его можно убить. Он не дал согласия».

«И тебя убьем!»

И снова накинулись. И я бы рад отбиваться, но нечем. Я ничто. А боль реальна.

Рядом заверещал женский голос. Кажется, на мою защитницу тоже напали.

…

– Адреналин.

— Пульс пропал! Теряем.

– На счет три…

…

«Он уходит!»

«Нельзя его упустить. Хозяин будет недоволен!»

«Вы нарушили ЕГО волю!»

«Ты сейчас умрешь!»

Меня снова тряхнуло, будто толкнули что есть сил. Что они делают?

…

— ...один. Разряд!

-- Три. Два. Один…

– Разряд!

***

Я снова умирал.

«Очнись».

Женский голос позвал, но мне было не до него. Холод окутывал… Хотя, постой, холода как раз и нет. Жара адская. Я чувствую ее всем телом. Что происходит?

В уши летели звуки. Крики женщин, мужчин и детей. И треск. Так может трещать только пламя. В нос ударил запах дыма. Что-то горит…

Я со стоном разлепил веки. И зажмурился от яркого света.

Солнце нещадно палило, обжигая обгоревшие плечи. Даже закрытые глаза не помогали от яркого света. Пот безжалостно прожигал ссадины и раны солёным клеймом, заставлял все тело гореть тупой болью. И ни двинуться, ни почесаться – руки прочно привязаны к толстому столбу за спиной, как и ноги.

Судя по ощущениям, столб был деревянный, и висел я на нем очень давно.

Сил стоять уже не было, и я просто висел на верёвках, которые с адской заботой резали кожу. Я прижался затылком к столбу, чуть подняв голову – солнце прожгло веки, да ещё брови отпустили порцию пота прямо в глаза.

Я зажмурился еще сильнее, мотнул головой, пытаясь стряхнуть…

– Этот живой!

– Добей…

Какой-то незнакомый язык. Каркающий, грубый. До меня не сразу дошло, что я его понимаю.