Николай Собинин - Пустоши Дажь

Я почесал голову и пустился в объяснения:

- Ну, ты можешь подняться до пятого уровня и выбрать свою стезю и класс – видя его непонимание, я уточнил - Ну, общее направление развития, кем ты стать хочешь в итоге. Можешь взять Стезю Ловкости и стать, например, лучником или следопытом – это кто-то вроде охотника, а то и вовсе ловкачом. Либо пойти как я, Путем Силы, превратившись в щитника, богатыря или головореза. Будешь своих врагов дубиной по голове месить или топором на половинки рубить. Или как я вот – со щитом бегать, других защищать от опасности.

- Но я же видел, как ты сражаешься! Такого витязя еще поискать. Р-р-раз – и нет паука. Ведь ты же щитник? Раз со щитницей ходишь?

- Ну, ты на меня не смотри, я очень своеобразный щитник, на атаку заточенный. Да и не Щитник я больше – недавно класс сменил на Стража.

- Ого, здорово, наверное. Хотел бы я быть, как ты, – Баюн с сожалением посмотрел на свои худощавые, с длинными пальцами руки, которые принято называть музыкальными – только не дано мне силушки богатырской, сила моя – в песнях да в музыке!

Он вроде как успокоил сам себя. Могу его понять, юношеский максимализм, который, подпитываясь убойными дозами тестостерона, толкает парней на великие свершения, чтобы обязательно с кровью, эпическими сражениями и драмой, и, желательно даму сердца туда же запихать, чтобы было ради кого подвиги вершить – это для его возраста перманентное состояние. Только реальность Бэкварда, если ее можно таковой назвать – суровая штука. От розовых мечтаний она так же далеко, как страус от медведя.

- Ну, мое мнение такое – было бы желание, а остальное приложится. Но дело твое, не хочешь по этим путям идти – можешь Стезю Разума выбрать. Волхвом станешь, к примеру, будешь бесов из Дажь выдергивать себе на подмогу. Или Знахарем – чтобы зелья волшебные создавать, да воинов в сражениях целительствовать.

- Волхвы?! Ну, они ж такие, дядьки седобородые, над старыми книгами все время корпят. Какой из меня волхв да знахарь? – он весело рассмеялся.

- Да брось, тут разве дело в возрасте? Никто ж не заставляет тебя сутками над древними свитками пыхтеть. Ходи себе, путешествуй, людям помогай. Хочешь – увеличивай уровень, не хочешь – не увеличивай. Волхву вообще красота – за него твари сражаются, а он знай себе, врагов проклинает. А знахаря – того ватаги вообще пуще глазу своего берегут, ведь от него жизни всех и каждого в бою зависят. Ну да ладно, тоже дело твое. Есть еще ворожеи, те вообще уникальный класс. Хочешь – делай из него саппорта – вновь увидев на лице спутника непонимание, я поправился – ну заклинаниями усиливаешь своих соратников, чтоб они сильнее стали, и в бою крепче сражались, понимаешь? Или можешь развиться в мощного колдуна, сконцентрировавшись на своей стихии. Тогда вообще красота – одним заклинанием будешь своих врагов в прах превращать. Короче, кем хочешь – тем и будь. Кстати, а как так вышло, что ты за свою жизнь ни одного уровня не поднял?

- Да я ж селянин, с детства пастушком родителям помогал, за лошадьми приглядывал. Там и научился на свирели играть. Дано мне от природы, людям завсегда нравилось, как я играю. А потом маманька с папанькой в лес по ягоды пошли, да на погань нарвались. Убили их, и остался я круглая сирота, – он помрачнел лицом от плохих воспоминаний, – родственников у меня не осталось, вот и принялся скитаться, как неприкаянный. Голодал, попрошайничал поначалу. А потом научился на гуслях да на гудке пиликать, принялся игрой своей народ на ярмарках да базарных днях развлекать. Тем и живу по сей день. Мотаюсь, как голь перекатная, от города к городу.

Баюн замолк, переваривая свои тяжелые мысли. Молчал и я. Бесхитростная и печальная история паренька задела меня за живое.

- Знаешь, ведь никто не понуждает тебя, становится воином или волшебником. Жил же ты до этого как-то, почему бы и дальше так же не жить?

- Так-то оно так, друже, да только вот, не будь тебя, меня бы уже сегодня на белом свете не стало. Выходит, нельзя всю жизнь лишь на дудке дудеть, да в ус не дуть? Как полагаешь? – он вопросительно уставился на меня, словно ища ответ на свои внутренние вопросы.

Я не спешил с ответом. От него, как мне кажется, зависит жизнь этого бесхитростного и доверчивого парня, открывшегося первому встречному незнакомцу. Вот скажу я ему – вот дружок, бери дубину, иди месить тварей да монстров, а потом раз – и умрет он от собственной неопытности. И что тогда? Надо оно мне? Я еще не забыл выражение глаз Доброгоста, погибшего во многом по моей вине. С другой стороны, парень прав, нельзя всю жизнь надеяться на то, что неприятности всегда будут обходить тебя стороной. Рано или поздно суровая реальность ворвется в твою жизнь, растопчет в пух и прах твою зону комфорта и будет спокойно наблюдать, как ты корчишься в луже крови и дерьма, пытаясь выбраться из очередного переплета. С теми из нас, кто просто отдается на волю течения, жизнь обходится особенно жёстко, словно в назидание остальным. Так что сможет ли Баюн достичь чего-либо в дальнейшем, зависит не от меня, а только от него одного. И не мне его останавливать от этого решения.

- Мой тебе совет – раз не хочешь воином или стрелком становиться, будь волхвом или ворожеем. С твоей музыкой ты много сможешь достичь. Все лучше, чем год за годом скитаться между городами, в поисках не пойми чего, а? – я подмигнул задумчивому Баюнку.

Мы вновь замолчали, предавшись каждый своим мыслям. Я открыл карту интерфейса и разбирался с нашей точкой выхода и тем, как далеко мы очутились от пещер ренегатов. Выходило, что не очень – нас выкинуло в юго-восточной части «лабы», недалеко от того места, где я появился в Дажь четверо суток назад. Я выбрал азимут, поставив метку на карте, и мы двинулись в том направлении. Некоторое время ничего не происходило, потом на нас выпрыгнула одиночная гарша, до дрожи напугав Баюна. Тварь и правда очень колоритная, и производила жуткое впечатление, особенно если ты раньше с ней не встречался, но я-то прекрасно знал, на что способны эти существа и чего от них ожидать. Тридцать секунд и от неё не осталось ничего, кроме воспоминаний. Дальше наш путь пролегал мимо той самой памятной черной базальтовой скалы, около которой я впервые пришел в себя. И когда мы к ней приблизились, я напрягся. Метка мракоборца, радиус которой заметно подрос за последние дни, вспыхнула, обжигая ладонь, и на миникарте расцвела целая россыпь из кроваво-красных точек. Я сделал знак Баюну и мы прильнули к скале. Выглянув из-за базальтовой глыбы, я увидел, что перед той самой скалой скопилась приличная толпа мобов, голов в семьдесят. Опять надоевшая нежить. Но не это привлекло мое внимание. На вершине скалы вновь мигала кроваво-красная воронка астрального разлома. Какого хрена, откуда? Я же вырвал камень души Мари Бледной из гнезда, как они его перезапустили? Ладно, не важно, второй по значимости вопрос – где черти носят Семаргла в такой момент? Тут орда в Алатырь намылилась прошмыгнуть, а он носится неизвестно где, и хоть бы что ему!