Рерол - Андердог (СИ)

— Да, вот, уважаемый Хмур Пыреевич, выдал Лютый своему человеку премию, за хорошо выполненную работу. Вот мы и хотим потратить ее часть на некоторые вещи.

Услышав магические слова — «премия» и «потратить» Хмур тут же повеселел. Ну, насколько это было ему под силу.

— Продолжай!

Крош не заставил себя ждать.

— Видите ли, уважаемый Хмур Пыреевич, работа у моего друга сложная. Сопряжена с риском для жизни. Из шахты он возвращается уставшим и измотанным. Кроме того, чтобы хорошо поесть, он должен хорошо отдыхать.

— Понимаю.

— А какой может быть отдых без мягкой подушки и теплого пухового одеяла?

— Совершенно никакого! — обрадованно воскликнул старик. — Посмотрите на моих кур, молодые люди! Это же орхузские белохохлатки! Пухом и перьями этой породы набивают все перины и подушки нашего дорогого барона!

Я мельком взглянул на бедных тощих птиц и мне стоило труда не усмехнуться. Интересно этот Хмур хоть раз видел настоящих орхузских кур? Те раза в три крупнее этих бедолаг.

— Великолепно! — восхитился Крош и снова подмигнул мне. — Тогда мы хотели бы приобрести ваш прекрасный товар!

— Чем будете расплачиваться? — перейдя на деловой тон, спросил Хмур. — Медь или серебро?

— Мы хотели бы произвести обмен, — ответил Крош и видя, как скривилось лицо старика тут же поспешил добавить:

— На эссенции опыта.

Тонкие сухие губы Хмура снова расплылись в улыбке. Кажется, он был счастлив. Вон как глазки заблестели. Даже непроизвольно потер ладони. Оказывается эссенции опыта или как еще их тут называют «эски» можно использовать и в качестве обмена.

— Сколько вы дадите вашего товара скажем за… — Крош сделал вид, будто задумался. — Одну… Нет… Хм… Пожалуй, две эски?

Все это было сказано таким тоном будто у нас этих эсок полные карманы.

Глаза Хмура алчно загорелись.

— Один тюк высококачественных перьев! — мгновенно выпалил он и тут же добавил:

— Этого материала как раз хватит на одно одеяло и подушку!

Даже я, человек неискушенный в торговле, понимал — нас банально пытаются нагреть. Что уж говорить о пройдохе Кроше.

— Мы вас услышали, уважаемый, — произнес он с кислой миной и обратился ко мне:

— Пойдем, Эрик. Спросим у господина Углеша Толстого. Любопытно, сколько он нам предложит. Говорят его кур в ветренную погоду надо привязывать к забору. Настолько легки они. Представляешь, дружище, какого качества будет у тебя подушка из такого пуха?

На Хмура было больно смотреть. На сером морщинистом лице, казалось, шевелилась каждая мышца. Да, его удар сейчас хватит!

— Два тюка перьев! — выпалил он.

Крош демонстративно потянул меня на выход.

— Три тюка! — чуть не плача крикнул нам вдогонку старик.

Мой новый приятель обернулся. Хмыкнул и сказал:

— Три тюка и десяток свежих яиц.

— Три тюка и пять яиц.

— По рукам!

***

Неимоверно довольный собой, а еще больше эффектом, произведенным на меня, Крош сообщил:

— Теперь к госпоже Агнете.

— А что там? — заинтересованно спросил я, пытаясь примериться к быстрому шагу моего приятеля. Должен отметить, что он, зная о моих трудностях с характеристиками, старался идти помедленнее.

— Госпожа Агнета — портниха. Вчера, на рынке, краем уха, я услышал, что она получила большой заказ от Волестоя, владельца постоялого двора. Даю руку на отсечение, ей нужны перья и пух для новых перин.

— Ясно, — сказал я и задал давно мучавший меня вопрос:

— А не проще ли бы было сразу пойти в таверну или на постоялый двор и там спокойно поужинать? Ну, на худой конец, просто купить продукты в лавке?

— Нет, — покачал головой Крош. — Не проще. Таверной и постоялым двором владеет один и тот же человек. Это, как я уже говорил — Волестой. Значит, цены, как ты понимаешь, там одинаковые. За тарелку овощной похлебки, которой цена от силы три медяка с нас содрали бы семь или восемь, а тои все десять монет. Две похлебки, считай двадцать «мышей».

Слушая пояснения Кроша, я отстраненно подумал о том, что в этой части Орхуса медные монетки тоже называют «мышами». У нас их еще кличут «летучками». Все оттого, что на аверсе медяка изображен профиль королевы Аслог Великой, до замужества герцогини Далигор. На гербе ее отца герцога Далигора красовалась расправившая в стороны перепончатые крылья летучая мышь. Умерла королева Аслог уже лет двадцать как, но в память о ее непопулярном правлении, люди продолжают называть ее мышью. Это прозвище прочно закрепилось и за медной монетой с ее профилем.

Тем временем, Крош продолжал:

— Так как похлебки нам будет мало, придется заказывать грибную кашу. А это еще около двадцати медяков. Добавь сюда же хлеб. Молоко или ягодный морс… Итого получится около пятидесяти или шестидесяти «мышек». А это как раз две твоих эски.

На слова о еде мой желудок отреагировал недовольным бурчанием.

— Ну, так в чем же дело-то? Давай поедим!

— Эрик, Эрик, — покачал головой Крош. — Не иди на поводу у своего брюха. Доверься мне! Обещаю, через час, ну максимум два — мы поедим!

Справедливости ради, должен заметить — мальчишка сдержал свое слово. За час с лишним нам удалось побывать в нескольких домах. В каждом он яростно и ловко торговался, выменивал и требовал бонусы. Результатом была полная котомка продуктов. А в пекарне, последнем пункте нашего похода, Крош умудрился продать за семьдесят пять медяков весь мед, полученный с обмена на овечью шерсть у жены бортника. И в придачу разжился двумя теплыми лепешками.

— Итак, — победно говорил он. — Две лепешки, четверть головки козьего сыра, пять яблок, пять морковок, две луковицы, маленький горшочек меда, пять яиц, вяленая форель… М-м, что там еще?

— Фляга козьего молока и виток колбасы из баранины, — подсказал я.

— Ну, и, конечно, семьдесят пять медных монет! — объявил Крош и торжественно поклонился.

— Браво! — улыбаясь захлопал я в ладоши.

— Конечно, такое не каждый день возможно провернуть, — по дороге к баракам, стал объяснять Крош. — Просто в этот раз все удачно совпало.

— Ты не справедлив к себе, — возразил я. — Ты умудрился две эски превратить в медные монеты, да еще и набить полную котомку едой.

— Ерунда, — отмахнулся мальчишка. Но по его красному лицу было видно — похвала ему приятна.

***

— Не знаю, как кому, но для меня полное брюхо — это уже половина счастья! — тяжело дыша выдал мудрость Крош.

Он лежал на небольшой куче какого-то серого тряпья, заменяющего ему кровать, и сыто поглаживал раздувшийся в два раза живот. К слову, я лежал на точно такой же «кровати» и мой живот ненамного отличался от живота моего товарища.

Крош выполнил свою часть сделки. Нашел еду и кров. На ночлег он пригласил меня к себе в коморку, которая находилась на чердаке, заброшенного барака, доживавшего свой век на отшибе поселения.