Харитон Мамбурин - Злобный заморыш [СИ]

Всё интересное только планировало начаться.

Потолок — штука странная. Как только его увидел, то сразу, моментально понял, что случилось нечто экстраординарное, ошеломляющее и совершенно точно неожиданное. Скользя взглядом по бугристой ноздреватой побелке, я, вынырнувший из мягкого забытья, не сразу понял причины моей настороженности, но тут же пустился в анализ окружающей обстановки.

У меня ничего не болело, голова соображала ясно. Этого не могло быть, такая роскошь не для умирающего в больничной палате, если он достиг состояния, что даже укол морфия приносит лишь облегчение на час, которое измученное тело проводит в спасительном забытьи. Первая странность. Второй же был сам потолок — для человека, с самого раннего детства носящего очки с диоптриями в минус семь, увидеть в столь мелких деталях потолок значило… невозможное. Даже будучи пьяным по молодости в крутую вертолетную дугу, я всегда бережно снимал очки перед сном. Но сейчас отчетливо вижу побелку, не замечая ни малейших признаков привычного тени оправы по краям зрения.

Удивительно, как небольшая странность со зрением отодвинула и смазала куда более сильные ощущения, что должны были запомниться от моих последних… месяцев.

Впрочем, долго разлеживаться я себе не дал. Вместе с ясностью мысли и непривычной остротой зрения, ко мне вернулась еще и жажда действия, сигнализирующая, что необходимо срочно изучить обстановку. Скверно побеленный потолок никоим образом не прояснял, куда я попал и в каком качестве. Пора принимать решительные меры, как и готовиться к их последствиям. Возможно, после того как я перевернусь, на меня навалится всё, чего опасаюсь — болевое и наркотическое отупение умирающего, у которого начались галлюцинации. Только вот терять мне нечего.

…так я думал до момента, пока не повернул голову набок. Сразу после этого, сам не понял, как подскочил на одном месте, переходя из лежачего положения в позицию «на карачках», беспрестанно вертящим головой, с высыпавшим по спине ледяным потом. Клетки! Стены в крупных клетках с толстой тканевой основой! Это сумасшедший дом!

Стоп. Спокойно. Вскочил? Сам смог пошевелиться, да еще и так резко? Запретив себе дергаться и делать поспешные выводы, я вернулся к анализу обстановки.

Действительно, камера, иначе и не назвать, была с мягкими стенами. Проложенные по периметру потолка трубки, похожие на лампы дневного света, обеспечивали помещение хорошей степенью освещенности. Дверь… тоже обитая мягким, но не так интересна, как стена, в которой она присутствовала. На стене было множество крупных букв на незнакомом языке, которые я, почему-то, смог читать. Странные символы, выполненные в виде скупых комбинаций черточек и точек, прекрасно воспринимались моим сознанием.

Вы не заключенный. Не проявляйте агрессию. Следуйте инструкциям :

Осмотрите себя. Проанализируйте увиденное.

Извлеките из куба одежду и пищевой набор. Оденьтесь, утолите голод и жажду.

Когда будете готовы, нажмите кнопку с подписью «Вызов». Она находится у двери.

Ожидайте, за вами придут.

Не похоже это на шутку. Учитывая, что других вариантов у меня особо-то и нет, последую любезно предоставленным инструкциям. Сидеть на одном месте, офигевая от того, что понимаю совершенно точно чуждый мне текст, я посчитал недостаточно продуктивным. Чудес уже накопилось изрядное количество, но видения общей картины происходящего я по-прежнему был лишен.

Следующим из них стало ложе, на котором я провел всё это время — оно было здоровенным параллепипедом без острых углов и твердых поверхностей, настолько большим, что на него бы в обнимку поместились два коня или отъевшийся верблюд. Кинув еще один взгляд на дверь, я убедился, что и она необычайно больших размеров. Она… или же я маленький?

Осмотр тела показал, что мне оно ранее не принадлежало точно. Жил я здоровяком, под метр восемьдесят ростом и честных своих 120 килограммов местами излишнего веса. Впрочем, меня не так поразили сухие и жилистые руки с длинными пальцами, выпирающие ребра или же впалый живот, как появившиеся волосы. Могучие и густые, цвета светлой соломы, они спускались буйной гривой едва ли не до задницы. Так, был высоким крепким шатеном, а стал тощей бло… Поспешная инвентаризация паха показала, что всё-таки принадлежу к мужскому полу. Хорошо так принадлежу, с таким мужским достоинством не стыдно и к баскетболистам мирового уровня в душевую зайти. Ну, поболтать там о своем, то да сё…

После минутки самоиронии, уделил пристальное внимание коже, особенно на сгибах локтей. Никаких дырок от уколов, никаких синяков, ни намека на опрелости. Остается лишь подбить итоги — я жив и здоров, пребываю в ясном уме и сознании, но… не в своем теле. Последнее меня не очень смутило, сложно соскучиться по пораженной метастазами плоти, отживавшей свои последние дни. Вопросы жизни и смерти меня пока не сильно беспокоили. Возбуждение неизвестности сменилось спокойным, слегка созерцательным любопытством.

Думается, что я далеко не первый в этой камере с мягкими стенами.

Куб, стоящий недалеко от двери, оказался таким же мягким, как и стены, но его верхняя часть спокойно снялась, демонстрируя содержимое — несколько ломтей плотного сероватого хлеба и две небольших фляжки с пробковыми затычками, лежащих на аккуратно сложенной одежде. Первым делом я прикрыл наготу — трусы и майка из мягкой ткани, штаны и рубашка из более жесткой. На ноги впору пришлись мягкие тапки из очень плотной шерсти. Всё «обмундирование» было белого цвета, очень напоминая больничный наряд в какой-нибудь респектабельной клинике, где такие наряды есть наряду с мягкими стенами и сильными санитарами.

Несмотря на то, что есть и пить не хотелось совершенно, я впился зубами в хлеб, решив во всем следовать инструкции. Не пожалел — как только язык распробовал вкус еды, живот тут же скрутило голодным спазмом. В одной из флаг оказалась чистая вода, слегка отдающая металлическим привкусом, в другой булькала густая йогуртообразная смесь с отчетливым привкусом молока и грибов. Употребив смесь с хлебом, я заполировал трапезу чистой водичкой, а затем смело нажал кнопку «вызов», обнаружившуюся рядом с дверным проемом. Торчать у двери показалось мне глупым решением, поэтому я вернулся к гигантскому ложу, присев на его край.

С внушительным лязгом дверь творилась, впуская внутрь двух слегка удивленных на лица субъектов в военной форме. Последнее понять было несложно — погоны, широкий ремень с кобурой и короткой деревянной дубинкой, фуражки. Чисто выбритые, короткие прически, надраенные до блеска высокие сапоги с очень толстой подошвой. Оба субъекта очень сильно напоминали невысоких людей, но некая диспропорция конечностей меня неприятно дернула. Что-то с ними было слегка не так, но определить это влёт я не мог — сказывалась легкая растерянность.