Андрей Васильев - Снисхождение. Том первый [СИ]

— Враги выпили, точно — перебил я его поспешно — Я еще тогда говорил — около тебя какой-то бомж терся, это его рук было дело. И я тебя не бил, между прочим.

— Как интересно жило старшее поколение — Шелестова с неподдельным любопытством слушала нашу беседу — А что такое — «Кубанская особая»? Это какая-то экзотическая выпивка?

— Куда экзотичней — я вспомнил непередаваемый словами бодун, который оставлял после себя вышеупомянутый напиток и в горле пересохло — Не то слово. Да, о старшем поколении. Лен, спасибо, что напомнила.

Нет, я бы вспомнил о Мамонте, вот только, боюсь, по дороге домой. Не та уже память, что раньше, чего греха таить.

— Всегда пожалуйста — мне улыбнулись и подмигнули — О чем речь?

— Киф, ты передовицу будешь писать или мне этим заняться? — из моего кабинета выглянула Вика.

— Буду, но позже — направился к двери — Мне надо кое-куда отойти.

В кабинете Мамонта было непривычно пусто и чисто, как видно, все вещи он уже вывез. Только на столе стояла картонная коробка, в которую мой наставник укладывал какие-то блокноты, записные книжки и канцелярские товары, вроде дыроколов и степлеров. Последнее принадлежало не ему и забиралось не из жадности или скупости, а исключительно по старинной народной традиции — уходишь — уноси все, что гвоздями не прибито. Ну, и за что потом бубну не выбьют. Если мне придется уходить как ему, то я тоже все утащу. Пустячок, — а приятно. И будет что вспомнить.

Кстати, Мамонт еще скромничает. Мне рассказывали об одном кренделе, который даже рыбок из офисного аквариума выловил. А другой решил утащить две коробки бумаги, уж не знаю, накой она ему нужна была. Все бы ничего — но коробки тяжелые, в каждой по пять пачек все-таки. Так у него грыжа вылезла, причем он даже из здания выйти не успел.

— Это ты — Мамонт явно не ждал гостей — Я-то гадаю — кого черти принесли? Наши все как крысы по углам разбежались, хоть бы одна сволочь заглянула, попрощалась. Хотя, если честно — кое-кто зашел. Целых два человека, ты третий. А остальные уже списали меня со счетов, сидят, гадают кто следующим главным редактором будет.

— Интересный вопрос — я присел на гостевой стул — А кто будет? Неизвестно?

— Понятия не имею — просипел Мамонт, утрамбовывая в коробку бювар — Даже не интересно. Но я бы поставил на тебя.

— На меня? — абсолютно неподдельно удивился я — С какого перепуга?

— Ты любимчик собственников — пояснил тот без малейшей иронии — Я не знаю, что там у вас и как, но при этом я давно живу на свете и кое-что в этой жизни понимаю. Тебе достаточно просто сказать о том, что ты хочешь быть главредом — и завтра ты будешь сидеть в этом кресле.

— Ну, вы меня прямо демонизируете — засмеялся я.

— Хорошее слово — Мамонт плюхнулся в кресло и тоже хохотнул, правда, как-то невесело — Поверь мне, так и будет. Ты думаешь, я не знаю того, что им дела до нашей газеты нет? Они купили ее походя, между делом. Знаешь, как в магазине кофе «три в одном» покупают. «У меня сдачи нет, возьмите вон, пакетик». Вот тут ровно то же самое. И чего им не отдать тебе это место? Никифоров, пора взрослеть. Вроде умный мужик, мир повидал, в «горячих» точках был, даже про проституток пару раз писал — а все думать не хочешь.

Ну, а что, все правильно он сказал. И про газету, и про меня. Если бы я головой думал, а не другим местом, то еще прошлой осенью бы от одного предложения отказался.

Хотя — о чем я? Эти ребята все-равно меня достали бы. Не в смысле — вывели из себя, а заставили бы согласиться на то, чтобы я им служил. Без вариантов.

— Давайте по-другому поступим — мне почему-то стало очень грустно. С Мамонтом отсюда уходила не только приличная куча канцелярской чепухи, с ним уходила эпоха — Давайте я с ними поговорю о том, чтобы вы остались.

— Зачем? — Мамонт нахмурился — Не надо с ними ни о чем говорить. Никифоров, я сам отсюда сваливаю, доброй волей. Меня никто не увольнял, я добровольно, без принуждения написал заявление об уходе.

— Но зачем? — не понял его я — Для чего? Если над вами не каплет, то стоит ли…

— Стоит, Никифоров, стоит — Мамонт начал выдвигать ящики стола, проверяя — не завалялось ли там чего полезного — Не хочу я, чтобы меня в какой-то момент турнули. Взбредет твоим хозяевам тебе приятное сделать, даже без твоего на то желания — и отправлюсь я за порог. Нет, лучше я сам, как полагается, с гордо поднятой головой. Тем более не на улицу ухожу, специалисты вроде меня без работы не остаются.

— Нашли что-то? — порадовался я за него.

— А как же — он нашел в одном из ящиков ручку, пощелкал ей и бросил в коробку — Газета, поменьше нашей, но зато там и служба не в пример спокойнее. «Новости Юго-Запада». Буду о высадке деревьев рапортовать, о встречах с депутатами. Хорошее место, чтобы встретить старость, так сказать.

Н-да, видно не так уж ты и нужен в мире печати, если в районную газетенку идешь.

— Семен Ильич — решил еще раз попытаться его уговорить я — Подумайте все-таки, а? Я с ними поговорю, никто вас не снимет и за порог не отправит, слово даю.

— Все — массивная ладонь привычно бахнула по столешнице — Сказано тебе — время пришло уходить. Не нуди!

— Плохо — негромко сказал я — Без вас здесь все будет не так.

— Не будет так, как при мне — будет как-то по-другому — изрек одно из своих (а может и чужих, заигранных) мудрых изречений он — Ты всяко не пропадешь, больно изворотлив. Не подумай, это я не критикую тебя, наоборот — хвалю. Времена сейчас такие, что по-другому нельзя. А если припрет, в чем я крепко сомневаюсь, но все-таки — если станет туго — приходи, устрою тебя корреспондентом у себя. Будешь школьные концерты освещать и про культурные мероприятия на открытых площадках писать. Ты хоть и алкаш, каких поискать, да и балбес порядочный, но парень неплохой. Не совсем ты сволочь, не то, что все остальные. Хотя я сам виноват в том, что в последние годы у нас тут, в редакции, нормальных людей не осталось почти.

— Да ладно вам — не согласился я с ним — А Петрова? А Севостьянов? Они ведь заходили, да? Так что зря вы.

— Да это я так — потер глаза ладонью Мамонт — Ладно, попрощался с наставником? Ну и вали к себе, до шести вечера — это мой кабинет. Расселся тут, понимаешь, как у себя дома.

— Спасибо вам, Семен Ильич — встав, протянул ему руку я — За науку, за то, что не дали скатиться в алкогольную пропасть, за… Да за все.

— Иди уже — он тоже встал и сцапал своей лапищей мою ладонь — И вот что. С хозяевами своими будь осторожен. Я ничего конкретного про них тебе сказать не могу, но нутром чую — что-то в них не то. Не знаю, что, не могу объяснить, просто чую. И про место корреспондента я не шутил, если что — звони.

Я потряс его руку и, больше не говоря ничего вышел из кабинета. А что говорить? Все уже сказано. Вот только внутри стало очень пусто, причем неожиданно для меня. Просто есть вещи, которые кажутся незыблемыми, они не могут менять своего места в пространстве. Волга впадает в Каспийское море, солнце встает на востоке, «пифагоровы штаны» во все стороны равны. Где-то между солнцем и штанами в моей картине мироздания был Мамонт, который всегда сидел в своем кабинете, рычал, орал, брызгал слюной и забирал себе львиную долю гонорара за «джинсу». Он был — а теперь его нет. И я почему-то ощутил себя ребенком, которого мама поставила в магазине в очередь, а сама ушла за макаронами, которые забыла положить в тележку. Я точно знаю, что без него не пропаду и бояться нечего, но при этом ощущаю невероятную незащищенность перед этим миром. Понятное дело, что это секундное ощущение, что так на новость реагирует моя психика, и это нормально. И все-таки, все-таки… С другой стороны — можно ему позавидовать. Он ведь и впрямь ушел сам, красиво, если это можно так назвать. Да и из истории газеты он никуда не денется. Уже через неделю-другую он станет «Мамонтом, который ушел», через год превратится в «был тут шеф, по прозвищу Мамонт», а лет через пять, если кто-то из нынешних сотрудников еще будет здесь работать достигнет высоты под названием «Да вы, молодые, жизни не нюхали, Мамонта не застали. Вот где была жесть!».