Стивен Кинг - Книги Бахмана

— Думаю, я научусь, — с вызовом сказал Макврайс.

— Чепуху несешь, — грустно возразил Гаррати.

Макврайс удивленно взглянул на него, затем отшвырнул сигарету.

— Да, — сказал он. — Наверное, да.

Радуга пропала к четырем часам. С ними поравнялся Дейвидсон, номер 8. Симпатичный парень, только прыщ на подбородке его портил.

— Знаете, Зак действительно здорово пострадал, — сказал он.

Когда Гаррати в последний раз видел Дейвидсона, у того на спине был рюкзак, но с тех пор Дейвидсон успел его выбросить.

— Кровь все течет? — спросил Макврайс.

— Как на бойне. — Дейвидсон покачал головой. — Как все непонятно, правда? Бывает же, что упадешь — и только царапина. А ему нужно накладывать швы. Смотрите. — Он указал на дорогу.

Гаррати увидел маленькие черные пятна на твердом покрытии.

— Кровь?

— Да уж не меласса, [31] Меласса — кормовая патока, отход свеклосахарного производства. — мрачно отозвался Дейвидсон.

— Он испугался? — отрывисто спросил Олсон.

— Говорит — ему по фигу, — ответил Дейвидсон. — А вот я боюсь. — Он смотрел на них широко раскрытыми серыми глазами. — Я боюсь за всех нас.

Они шли вперед. Бейкер показал Гаррати очередной транспарант с его фамилией.

— Да пошли они, — сказал Гаррати, даже не взглянув. Он не отрывал взгляда от следов крови Зака, словно ковбой, выслеживающий раненого индейца. Цепочка пятен крови шла вдоль белой полосы, немного отклоняясь то вправо, то влево.

— Макврайс! — окликнул Олсон.

В последние часа два его голос сделался заметно тише. Гаррати давно решил, что ему нравится Олсон, несмотря на его показную рисовку. Ему не хотелось думать, что Олсон испуган, но это слишком бросалось в глаза.

— Что? — отозвался Макврайс.

— Это не проходит. Ну, то ощущение, что мышцы обвисли. Я говорил. Оно не проходит.

Макврайс не ответил. В лучах заходящего солнца его шрам казался совершенно белым.

— У меня такое чувство, что ноги вот-вот откажут. Они — как ненадежный фундамент. Так ведь не случится? А? — Голос Олсона почти сорвался.

Макврайс не отвечал.

— Можно мне сигарету? — Голос опять обрел низкий тембр.

— Да. Забирай всю пачку.

Олсон привычным, уверенным движением зажег сигарету и показал нос солдату, наблюдающему за ним с фургона.

— Они пасут меня уже час или около того. У них шестое чувство. — Он возвысил голос: — Вы такое любите, ребята? Скажите, что я прав! Я прав, черт возьми!

Несколько ребят оглянулись на крик и тут же отвернулись. Гаррати тоже не хотел на него смотреть. В голосе слышалась истерика. Солдаты бесстрастно взирали на Олсона. Гаррати подумал, что, должно быть, по группе сейчас пройдет слух об Олсоне, и не смог сдержать дрожь.

К половине пятого они прошли тридцать миль. Солнце уже наполовину зашло, и над горизонтом зажглась кроваво-красная полоса. Грозовые тучи ушли к востоку, и небо над дорогой стало синим и быстро темнело. Гаррати снова подумал о своем воображаемом тонущем. Не таком уже, впрочем, воображаемом. Надвигающаяся ночь скоро поглотит их всех, как море.

Паника снова охватила его. Он почувствовал внезапную уверенность, что видит дневной свет в последний раз в жизни. Ему захотелось, чтобы этот день был долгим. Ему захотелось, чтобы он продолжался. Ему захотелось, чтобы сумерки длились много часов.

— Предупреждение! Предупреждение сотому! Сотый, у вас третье предупреждение!

Зак обернулся. Мутный, непонимающий взгляд. Правая штанина пропитана кровью. И вдруг совершенно неожиданно, Зак начал набирать скорость. Он помчался вперед, лавируя между Идущими, как футболист с мячом в руках несется к воротам. [32] Речь идет об американском футболе. Эта игра напоминает регби.

Автофургон увеличил скорость. Зак услышал, что он приближается, и побежал еще быстрее. Бежал он неловко, спотыкаясь, прихрамывая. Рана на колене вновь открылась, и Гаррати увидел, как на дорогу упали свежие капли крови.

Зак вырвался вперед основной группы, сделал еще одно ускорение. В течение нескольких секунд его черный, неестественно неподвижный силуэт вырисовывался на фоне красного неба, как высокое пугало, а затем он пропал. Автофургон последовал за ним, двое солдат спрыгнули с него и унылой походкой зашагали рядом с группой. Лица их были пусты.

Никто не произносил ни слова. Все лишь прислушивались. Очень долго ничего не было слышно. Поразительно, неправдоподобно долго. Только птица пролетела, только ранние майские цикады стрекотали, и еще откуда-то сзади доносился гул самолета.

Затем — резкий окрик, пауза, второй окрик.

— Хотят убедиться, — с тоской сказал кто-то.

Одолев подъем, они увидели фургон, стоящий на обочине примерно в полумиле впереди. Из выхлопной трубы вырывался синий дым. И — никаких следов Зака. Совершенно никаких следов.

— Где Главный? — закричал кто-то. Голос принадлежал круглоголовому парню по фамилии Гриббл, номер 48. В голосе слышалась подступающая паника.

Солдаты не ответили, они молча шли по краю дороги. И никто не ответил.

— Он что, опять речь говорит? — снова завопил Гриббл. — Этим он, наверное, и занимается! Так вот, он убийца! Убийца он, вот кто он такой! И я… Я скажу ему! Думаете, не скажу? Я все выскажу ему в лицо! Выскажу ему в лицо !

Он так разбушевался, что сбился с шага, почти остановился, и солдаты в первый раз обратили на него внимание.

— Предупреждение! Предупреждение сорок восьмому!

Гриббл остановился и тут же двинулся вперед, набирая скорость. Он шагал и смотрел на свои ноги. Скоро Идущие поравнялись с поджидавшим их автофургоном, который медленно пополз с ними рядом.

Примерно без четверти пять Гаррати пообедал: тюбик паштета из тунца, несколько крекеров с сырным порошком и много воды. Он буквально заставил себя ограничиться этим. Флягу можно получить в любой момент, а вот новых порций концентратов не будет до девяти утра… а он, возможно, захочет перекусить ночью. Черт возьми, возможно, ему понадобится перекусить ночью.

— Может, для нас сейчас решается вопрос жизни и смерти, — заметил Бейкер, — только аппетит от этого явно не убывает.

— Но мы не можем себе позволить идти у него на поводу, — возразил Гаррати. — Мне не улыбается упасть в обморок где-нибудь часа в два ночи.

Вот уж воистину неприятная перспектива. Наверное, ты ничего не узнаешь и не почувствуешь. Просто проснешься посреди вечности.

— Поневоле задумаешься, правда? — мягко сказал Бейкер.

Гаррати посмотрел на него. Доброе, юное, красивое лицо, освещенное заходящим солнцем.

— Ага. Пропасть вопросов, над которыми я задумываюсь.

— Например?

— Вот он хотя бы. — Гаррати кивком указал на Стеббинса, который двигался все тем же шагом, каким шел с самого начала Прогулки. Брюки у него уже почти высохли. Лицо казалось сумрачным. Он все еще берег половинку последнего сандвича.