Вероника Кузнецова - Старая легенда

— Вряд ли смогу догадаться без подсказки, — неуверенно улыбнулся Гонкур, начиная понимать, что хозяину или ничего не известно о посещении Ренаты, или он не придаёт этому никакого значения.

— Я думаю, что это большое счастье — не принадлежать к подобному отмеченному судьбой роду.

— Возможно, — согласился Гонкур.

— Я слушаю предание, — продолжал господин Кенидес, постепенно всё более понижая голос, — слушаю о бедствиях, которые проклятие уже навлекло, гадаю о возможных несчастьях, которые проклятие ещё навлечёт, и думаю, что лично меня всё это совершенно не касается.

— Как, не касается? — удивился Гонкур, почти усыплённый монотонным воркованием хозяина, а теперь разбуженный неожиданным заключением.

— Конечно, не касается, — убеждённо бубнил себе под нос господин Кенидес. — Чем мне может повредить проклятие, если оно направлено против других, а меня обходит стороной? Пусть члены старинного рода гордятся своим злым роком, а я счастлив быть неподвластным ему плебеем. Я могу наблюдать его действие, присутствовать при этом, даже сочувствовать, но всё время буду помнить, что лично со мной ничего случиться не может. Если захочу, я буду ходить по всему дому днём и ночью, при свете или в темноте, буду часами разглядывать портрет Нигейроса, а если посчастливится, буду смотреть на него самого, сошедшего с портрета, слушать звуки его гитары, но всё время я буду знать, что лично меня всё это не касается. Я как зритель в этом доме, а дом — сцена. Я присутствую при грандиозной драме, а сам вне опасности.

Гонкур был ошеломлён подобным объяснением. Хотя сам он не верил в проявления проклятия, обещавшего, судя по началу, быть довольно-таки примитивным, но не мог примириться с бесчувственностью человека, уверенного в его действенности.

— Как же вас не может затронуть драма, если ваши дети являются потомками Нигейроса? — недоумевающе спросил он.

— Это не мои дети, — ответил господин Кенидес и даже потёр руки от удовольствия. — Это дети моей жены от первого брака.

— Но вы несёте за них ответственность! — вскричал Гонкур.

— О какой ответственности можно говорить в подобном случае? Здесь действует рок, а против него человек бессилен.

— Но неужели у вас ни к кому нет любви, жалости? Неужели вас не опечалит ничья смерть? — не унимался Гонкур.

— Не опечалит? — переспросил господин Кенидес спокойно. — Наверное, опечалит. Я уверен, что опечалит. Но ведь никто не может горевать до конца жизни. Человеческой природе свойственно сначала искать утешение, потом находить его и утешаться и, наконец, забывать об утратах. Зато, подумайте, какая драма может произойти на моих глазах! Как это обогатит мою жизнь! Мне будет что вспомнить и рассказать.

Гонкур почувствовал гадливость к этому тихому и незаметному человеку.

— Ну, и что же, вы с нетерпением ждёте этой драмы? — прищурив глаза, спросил он.

— Жду? — переспросил господин Кенидес и невесело рассмеялся. — Я буду говорить с вами начистоту, господин Гонкур. Вы ведь не могли не заметить, что здесь со мной не считаются. Со мной не разговаривают, меня не слушают, меня презирают за то, что я не принадлежу к подобному роду. Меня нет, я пустое место.

Гонкур припомнил, что, действительно, никто, в том числе и он сам, не обращал внимания на хозяина дома. Он как-то не вписывался в общую довольно яркую компанию, был лишним, ненужным, но не выделялся своим отличием от остальных, а терялся в своей исключительной неприметности. Даже севший в стороне от всех старик Вандесарос, почти не принимавший участие в разговоре и лишь иногда подававший язвительные реплики, был более значимой фигурой, чем сидевший тут же рядом, на виду хозяин дома. На старика сердились, но игнорировать не могли, а этого просто не замечали.

— Я вижу, что вы меня понимаете, — обрадовано забубнил господин Кенидес. — Я верил, что вы поймёте, когда шёл к вам.

— Почему вы решили мне это рассказать? — не понял Гонкур.

— Мне не с кем поговорить в этом доме, — просто ответил господин Кенидес. — Даже господин Медас меня не поймёт, хоть и не принадлежит к выдающемуся роду. Я очень рад, что познакомился с вами, господин Гонкур, и надеюсь, что вы погостите подольше. Доброй ночи.

Гонкуру не польстило, что этот внушающий жалость человек избрал именно его в качестве поверенного своих нечистоплотных чувств.

"Как он озлоблен и как несчастен! — подумал он. Прислушиваясь к удаляющимся шагам. — И по-моему, он немного не в своём уме".

9

Гонкур прошёлся по комнате, не в силах освободиться от мутного осадка, оставшегося в душе после разговора с господином Кенидесом. Он подошёл к окну, отдёрнул занавеску и засмотрелся на сплошную стену дождя, озаряемую молниями. Электрический свет красиво серебрил мощные струи, стекающие с крыши, и Гонкур, как заворожённый, глядел на них, пока резкий звук грома не отвлекал внимание, а яркая вспышка не открывала бесконечный поток воды за окном.

"Небо готовилось утопить мир в неслыханном водопаде, низвергнувшемся с вышины", — вспомнилось ему.

Он отошёл от окна и взглянул на часы. Уже два часа ночи, а надежды на то, что ему удастся уснуть, не было. Более того, неприятное чувство так прочно им овладело, что если бы ему и удалось уснуть, ему бы привиделись лишь самые омерзительные кошмары. Находиться в комнате и смотреть на кресло, где только что сидел крайне неприятный Гонкуру человек, казалось невозможным. Хотелось прогуляться, проветриться и забыть последнего посетителя, тем более, что на шкафу красовался резной медный подсвечник с толстой, почти не обгоревшей свечой. Молодой археолог зажёг её и выключил свет в комнате, ещё не решаясь открыть дверь и выйти в коридор. Блуждая по пустому нижнему этажу, он смахивал бы на лунатика или героя легенды, имеющего стойкую многовековую привычку бродить по дому без всякой цели.

"А пойду-ка я, поищу его, — решил Гонкур, радуясь и предлогу покинуть комнату, и предстоящему приключению. — Где-то висит его портрет. Кажется, в том конце дома".

Он тихо, на цыпочках прошёл по тёмному коридору в тёмную гостиную, где услышал начало легенды, осветил мраморную статую у двери и покачал головой, вспомнив старика Вандесароса. Было приятно сознавать, что спальни хозяев и гостей находятся на втором этаже, так что, благополучно миновав комнату деда, он никому не помешает и никого не напугает своими поисками.

Гонкур не знал планировки дома и, выйдя из гостиной, запутался, хотя и старался держаться одного направления. Попав в очередную проходную комнату, он огляделся, но не увидел портрета, хоть сколько-нибудь похожего на тот, о котором говорил дед. Молодой человек подошёл к двери и уже хотел было взяться за кованую ручку в виде рассерженного дракона, но она повернулась сама, дверь стала медленно открываться и из-за неё показалась чья-то рука, держащая подсвечник с горящей свечой. Гонкур быстро отступил в сторону, чтобы открывающаяся дверь скрыла его от входящего, и прикрыл пламя свечи ладонью. Страшно ему не было, но сердце трепетало от возбуждения перед неведомым. К нему ни на миг не пришла мысль, что входящим мог оказаться кто-то из постоянных обитателей этого дома, слишком уж тихи, неуверенны и осторожны были крадущиеся шаги неизвестно. Это мог быть только чужой. Гонкуру никогда ещё не приходилось ловить воров, и ему не хотелось упустить свой шанс пережить новые впечатления, а заодно спасти имущество гостеприимных хозяев.