Виктор Курляндский - Тайна Санкт-Петербурга. Сенсационное открытие возникновения города. К 300-летию основания

А еще другие сотни миллионов человек верят в совершенно другого бога, например, Шиву.

Был короткий исторический период, когда на разных континентах, независимо и не подозревая о существовании друг друга, разные народы развивали разные религиозные системы. И проповедники каждой из таких религий провозглашали и отстаивали свое исключительное право на абсолютность и непререкаемость проповедуемых ими истин. Но Земля очень мала, человек быстро научился преодолевать большие расстояния, и скоро народы узнали, что религий, священных книг, целостных, внутренне не противоречивых религиозных мировоззрений много. Сначала это привело к кризису, взаимному непониманию, даже религиозным войнам. Но когда-то войны заканчиваются, наступает время переговоров, находятся компромиссы. И вот мы имеем ситуацию, которую можно назвать новым язычеством или, коротко, неоязычеством.

Какой смысл вкладывается в использованный термин? В конце XX — начале XXI века в любой цивилизованной стране любого континента, например, в Европе, в Великобритании, в любом коллективе, где бы обстоятельства жизни людей ни собрали — на работе, городской площади, в клубе, театре, ресторане, в любое время с высокой степенью вероятности можно отыскать верующих в разных богов. Сегодня члены одной семьи часто называют дорогими их сердцу разные религии. Даже рекламные фирмы, представляя населению новый товар, вынуждены ориентироваться одновременно на культуры, сформировавшиеся в отличающейся религиозной среде.

У языческого жреца не может не возникнуть вполне естественный вопрос: а чем тогда бог Осирис хуже богов так называемых монотеистических религий? Ответить на этот и подобные ему вопросы невозможно, не признав, что мы живем в неоязыческую эпоху. Более того, элементарный непредвзятый философский анализ развития ситуации неизбежно приводит к интересному выводу.

Следующий виток спирали развития вида Homo sapiens начнется с отрицания язычества, будет заключаться в накоплении позитивных изменений в отношениях человека и природы и завершится таким качественно новым состоянием живой материи, что ее мыслящая часть — человечество — получит наименование «человечества разумного». Ради этого можно осуществить и не такую Мистерию.

История — это меняющаяся во времени и пространстве картина взаимодействия этносов, народов, личностей. Но каждый из участников такого взаимодействия, воспринимая общую для всех реальность через призму своего собственного специфического религиозного миропонимания, видит происходящее индивидуально, трансформированно, искаженно, по своему. И восприятие времени было разным в разные эпохи [48]: «Ощущение времени, часы как средство измерения времени — создание высокоразвитых культур.

Античный человек умел без них обходиться, хотя в двух более древних мирах вавилонской и египетской души, с их точной астрономией и летосчислением, с их глубокой внимательностью к прошедшему и будущему и соотношению их с настоящим моментом, часы были в постоянном употреблении (солнечные и водяные). Но античное существование, эвклидовское, стоящее вне всяких связей, подобное точке, было все заключено в текущем моменте. Ничто не должно было напоминать о прошедшем и будущем. Археологии в античности не существует, так же как и ее психологической обратной стороны — астрологии.

Там не было и летосчисления, так как счет по олимпиадам был только литературным паллиативным приемом.

В античных городах ничто не напоминало о длительности, о прошлом, о предстоящем. В античной душе отсутствовал орган истории, память в установленном нами смысле, постоянно рисующая внутреннему взгляду организм личного прошлого, генезис внутренней жизни. „Время“ не существовало.

Тот факт, что Цезарь преобразовал календарь, следует отметить чуть ли не как акт эмансипации от античного мирочувствования; но Цезарь думал об отказе от Рима, о превращении города-государства в династическое, следовательно, находящееся под символом длительности, государство с центром в Александрии, откуда происходит его календарь.

Тогда еще каждый час и каждый день переживали как таковой. Силой и кровью напоенные праздники, дворцовые оргии и цирковые игры при Нероне и Калигуле — вот последнее роскошное выражение этого отождествляющего тело и настоящую минуту мироощущения.

Индийцы, у которых Нирвана выражалась также полным отсутствием счисления времени, тоже не имели часов и, следовательно, никакой истории, никаких жизненных воспоминаний, никакой заботы.

То, что мы называем индийской историей, осуществилось безо всякого сознания самого себя. Тысячелетие индийской культуры, отделяющее „Веды“ от Будды, производит на нас впечатление движений спящего. Здесь действительно жизнь была сновидением.

Ничто так не далеко от этого индусского склада, как тысячелетие западной культуры. Никогда еще люди, даже в Древнем Китае, не были такими бодрствующими и сознательными, никогда еще так глубоко не чувствовали время и не переживали с таким полным сознанием его направления и чреватого судьбами движения.

История Европы есть созданная своей волей судьба, индийская — непроизвольная случайность. В греческом бытии года не играют никакой роли, в индийском — даже десятилетия незаметны; а здесь час, минута, наконец, секунда полны значения.

Момент, отмечающий рождение этой культуры, время саксонских императоров, совпал со временем изобретения механических часов.

Нельзя себе представить западного человека без мелочного измерения времени — и эта хронология будущего вполне соответствует нашей невероятной потребности в археологии, сохранении, раскапывании.

Совершенно аналогичным образом на пороге арабской культуры имело место изобретение христианского летосчисления. Поздняя арабская культура еще раз повторила этот акт высокого исторического мирочувствования введением магометанского летосчисления».

Однако к тем или иным географическим точкам с определенными пространственными координатами вечно стремились и будут стремиться могущественные международные корпорации. И пространство еще будет причиной войн. После гибели древних цивилизаций, то есть последние двадцать столетий, границы территорий, географические координаты отдельных точек на Земле определялись очень неточно. Была малочисленность народов. Обширные пространства были не населены совсем или едва освоены. Это сглаживало остроту территориальных аппетитов, претензий и споров.

С ростом численности человечества и появлением навигационных спутников, а вместе с ними того, что сегодня называется глобальной спутниковой системой местоопределения объектов на поверхности планеты, борьба за пространство-время приобрела тотальный характер. Когда-то древнейшие люди вступали в конфликт из-за источника воды, пещеры, места охоты или отвоеванного у джунглей участка чистого поля. Затем они стали захватывать землю вдоль рек и контролировать судоходство. Выйдя к морям, они стали воевать за выгодные естественные гавани, острова, ресурсы побережья. Мировые и региональные горячие и холодные войны XX века поделили между государствами океаны и континенты. Но все результаты всех войн могут и будут оспариваться и пересматриваться в мелочах, в деталях, в частном, в том, что казалось тысячелетия малозначимым, из-за закравшихся в международные договоры неточностей измерения места и времени.