Ренсом Риггз - Дом странных детей

— Папа, это мои друзья. Те, о которых я тебе рассказывал. Это Эмма, а вон там, на потолке, Оливия.

Он сделал шаг назад.

— Я, наверное, сплю, — прошептал он. — Я так устал…

Один из стульев поднялся в воздух и подлетел к нему. За стулом следовал искусно наложенный медицинский жгут.

— В таком случае прошу вас, присаживайтесь, — произнес Миллард.

— Спасибо, — ответил папа и сел на предложенный стул.

— Что ты здесь делаешь? — прошептал я Милларду. — Тебе нельзя вставать.

— Я был тут по соседству. — Он показал мне современного вида коробочку с лекарствами. — Должен признаться, тут у вас научились делать замечательные болеутоляющие!

— Папа, это Миллард, — произнес я. — Ты его не видишь, потому что он невидимый.

— Приятно познакомиться.

— И мне тоже, — отозвался Миллард.

Я подошел к отцу и встал на колени у его стула. Папина голова слегка покачивалась.

— Папа, я ухожу. На какое-то время мы должны расстаться.

— Да? И куда же ты собрался?

— В путешествие.

— Путешествие, — повторил он. — Когда ты вернешься?

— Я не знаю.

Он покачал головой.

— Совсем как твой дедушка.

Миллард взял стакан и набрал из крана воды. Он подал стакан папе, и тот его принял, как будто летающие стаканы не были чем-то особенным. Наверное, он по-прежнему был уверен, что все это сон.

— Что ж, спокойной ночи, — пробормотал он и встал.

Пошатнувшись, он ухватился за спинку стула, а потом, спотыкаясь, побрел в спальню. В дверях он остановился и обернулся ко мне.

— Джейк?

— Да, папа?

— Будь осторожен, хорошо?

Я кивнул. Он закрыл дверь. Мгновение спустя я услышал, как он упал на кровать.

Я потер ладонями лицо. Я не знал, что должен чувствовать.

— Мы помогли? — спросила с потолка Оливия.

— Не уверен, — ответил я. — Не думаю. Он проснется и решит, что ему все приснилось.

— Ты мог бы написать ему письмо и рассказать все, что хочешь, — предложил Миллард. — Все равно он не сможет нас найти.

— Я уже написал ему письмо. Но это не доказательство .

— А-а, — протянул он. — Я понимаю, в чем твоя проблема.

— Это такая милая проблема, — пропищала Оливия. — Хотелось бы мне, чтобы мои мама и папа так меня любили, что переживали бы, когда я ушла из дома.

Эмма потянулась вверх и пожала ее ручонку. Потом обернулась ко мне.

— Возможно, у меня есть доказательство, — произнесла она.

Из-за пояса платья Эмма извлекла небольшой бумажник. Вынув из него фотокарточку, она протянула ее мне. На снимке я увидел ее вместе с моим дедом, когда тот был совсем еще юным. Все внимание Эммы было сосредоточено на нем, но его мысли были где-то очень далеко. Это была грустная и трогательно-прекрасная фотография. Она полностью отражала то немногое, что я знал об их отношениях.

— Это фото было сделано незадолго до того, как Эйб ушел от нас на войну, — произнесла Эмма. — Как ты думаешь, твой папа меня узнает?

Я улыбнулся ей.

— Ты выглядишь так же, как и тогда, не состарившись ни на один день.

— Изумительно! — обрадовался Миллард. — Вот тебе и доказательство.

— Ты всегда носишь это с собой? — спросил я, возвращая ей снимок.

— Да, но мне больше не нужна эта фотография. — Она подошла к столу, взяла ручку и начала что-то писать на обороте. — Как зовут твоего отца?

— Франклин.

Окончив писать, она протянула фото мне. Я повертел его в руках, потом, достав из мусорной корзины, дописал свое письмо, разгладил его и оставил на столе рядом с фотографией.

— Вы готовы? — обернулся я к друзьям.

Они уже стояли в дверях, ожидая меня.

— Только если ты готов, — ответила Эмма.

Мы зашагали по улице, направляясь к кряжу. Приблизившись к месту, на котором я всегда останавливался, чтобы посмотреть, сколько уже прошел, я миновал его без остановки. Бывают моменты, когда лучше не оглядываться.

Подойдя к заветному кургану, Оливия погладила камни, как любимую старую собаку.

— Прощай, милая петля, — прошептала она. — Ты была к нам так добра. Мы будем по тебе скучать.

Эмма стиснула ее плечо, и они обе, пригнувшись, вошли в туннель.

В последней пещере Эмма поднесла свой огонек к стене и показала мне то, чего я раньше никогда не замечал: высеченный в скале длинный список дат и инициалов.

— Это люди, которые использовали эту петлю до нас, — пояснила она. — И все другие дни, вокруг которых завязывалась эта петля.

Я присмотрелся и прочитал: П.М. 3–2-1853 и Дж. Р.Р. 1–4-1797 и едва различимое Х.Дж. 1580 . Ниже располагались странные знаки, которые я так и не смог прочесть.

— Это руны, — пояснила Эмма. — Они невероятно древние.

Миллард поискал что-то на усыпанной щебнем земле и поднял острый камень. Используя другой камень, как молоток, он в самом низу высек: А.С. 3–9–1940 .

— Кто это, А.С.? — спросила Оливия.

— Алма Сапсан, — ответил Миллард и вздохнул. — Это она должна была бы высекать эту надпись, а не я.

Оливия провела рукой по неровным буквам и цифрам.

— Как ты думаешь, может, когда-нибудь другая имбрина завяжет здесь свою петлю?

— Я надеюсь, — ответил он. — Я очень на это надеюсь.

Мы похоронили Виктора. Бронвин подняла его вместе с кроватью и вынесла во двор. Все дети собрались, чтобы попрощаться с ним, а сестра запечатлела на его лбу последний поцелуй и нежно укутала его покрывалом. Я вместе с другими парнями поднял кровать, и мы отнесли его в образовавшуюся после взрыва воронку. Потом мы все выбрались наружу. Задержался только Енох. Он вытащил из кармана глиняного человечка и ласково положил его Виктору на грудь.

— Это мой самый лучший солдат, — прошептал он. — Чтобы тебе не было скучно.

Человечек сел, но Енох толкнул его назад. Тогда солдатик повернулся на бок, подложил руку под голову и как будто уснул.

Когда воронка была засыпана, Фиона положила на рыхлую землю какие-то кустарники и начала их растить. К тому времени как мы закончили сборы, Адам уже был на прежнем месте. Только на этот раз он рос на могиле Виктора.

Когда дети попрощались со своим домом, мы отправились в последний поход по острову. Некоторые из нас уносили с собой щепки, осколки кирпичей или цветы из сада на память об этих местах и этой петле. Мы прошли через выгоревший лес, через испещренное воронками болото, перевалили через кряж и спустились в поселок, затянутый дымом от горящих торфяников. В дверях домов стояли оцепеневшие от шока люди. От усталости они едва держались на ногах и, казалось, не замечали шагающей мимо них процессии странноватого вида детей.