Юрий Леж - Черный дом

От настоящего, по представлениям Воронцова, театра вертеп отличался удивительно плохим, даже поганым освещением, изобилием висящих в воздухе вовсе не театральных слов, застарелой прокуренностью помещения и тяжелым запахом давно немытых тел, человеческих испражнений и свежей, только что прибранной расторопной прислугой, блевоты. Но едва только Дядя переступил порог заведения, как многочисленные возгласы, шумливые пьяные разговоры и угрожающие, вот-вот готовые перейти в драку, перебранки затихли. Легкая волна узнавания прокатилась по залу и завершилась у дальней, грязной стены вовсе недружелюбным полустоном-полувздохом: "Вечный…"

"Так и запишем", — с легкой внутренней усмешкой подумал Алексей, сразу же решив, что это прозвище его спутнику подходит гораздо больше, чем просто "Дядя".

Но сам Вечный Дядя не обратил никакого внимания на такой почтительный, но и вполне враждебный одновременно прием со стороны посетителей вертепа. Или, по крайней мере, сделал вид, что ничего не заметил и не услышал, целеустремленно продвигаясь к небольшому столику в относительно чистой и неплохо освещенной, по сравнению с остальными, части зала.

— Гостей ждешь, Маха? — приветливо спросил Дядя у спокойно сидящей за столиком совсем, казалось бы, юной девчушки. — Присяду я, поговорить есть о чем…

— Дождалась, — ответила Маха на риторический вопрос Вечного. — Садись, в ногах правды нет. Её, вообще-то, нигде нет, но в ногах особенно…

Дядя немедленно воспользовался символическим разрешением девушки и, устраиваясь на стуле, кивнул Ворону:

— Садись и ты, не жди особого приглашения…

— На этих вот, — чуть помедлив после рассаживания и обозначив движением головы соседние притихшие столики, сказал Дядя. — На этих вот внимания не обращай, хотя и присматривай… по-крупному они не навредят, а настроение могут испортить запросто…

— Это турист с тобой или любитель? — поинтересовалась, как бы невзначай, Маха.

— Не угадала, — довольно потер ладони друг о друга Дядя. — Это — совсем другая история. И тебе — понравится.

Девушка промолчала, но, видимо, потому, что стремительно подскочивший к столику мальчонка поставил перед гостями два свеженьких стеклянных стакана и выложил завернутые в чистую тряпицу, заменяющую тут салфетки, две вилки из отличнейшей нержавеющей стали.

— Ты ешь, время не трать, — посоветовал Ворону Вечный. — Тут продукт хороший, пусть и консерва. Маха себя обмануть не даст.

— Я к консервам привыкший, — пожал плечами Алексей, но орудовать вилкой не торопился, по-прежнему приглядываясь к общей обстановке в вертепе и к соседке по столику.

А зал потихоньку отошел того шокирующего впечатления, что произвело прибытие Вечного, и зашумел, загудел разноголосьем, впрочем, стараясь не выходить за пределы неизвестно кем установленных, непонятных им самим приличий. Будто отогретые воробьи, зачирикали-захихикали девки у стойки буфета, откровенно тыкая пальцами в посетителей и, наверное, обсуждая их достоинства и кредитоспособность.

А несколько секунд спустя из-за кулис вертепа, из "номеров", предназначенных для серьезных, желающих хорошо и интимно отдохнуть посетителей, послышался неразборчивый шум, чьи-то невнятные вскрики и топот босых ног. В зал, в чем мать родила, выскочила девка, совсем юная, может, чуток постарше Махи, худышка почти без груди, с узкими, еще мальчишескими бедрами, но уже на загляденье красивыми круглыми ягодичками, злая, взлохмаченная и с ошалевшими глазами. Она успела только буркнуть на выдохе: Во-о-о…", схватила со стойки для кого-то из посетителей приготовленный пластиковый стаканчик со спиртным и вылила его в себя одним глотком.

— Не, ну, я это… все понимаю, есть любители, — чуть отдышавшись от ободравшей глотку дрянной водки, выговорила, оправдывая свое поведение подскочившей товарке, голенькая девка. — Кому-то и говно месить нравится, ну, ладно… вот только зачем без предупреждения, да еще и на сухую… и ржет, издевается, знает ведь, верняк, как от его болтометра больно… а у самого… отрастил… тоже мне… что б я еще раз… и где все эти… и откуда у них…

Маха фыркнула сдавленным смехом, приглушая звук странным движением губ, она тоже прислушивалась и присматривалась к происходящему, как бы независимо от общения с Дядей.

— Жестокие, сударь, нравы в нашем городе, — явно процитировала девушка какого-то классика, вот только до Ворона не сразу дошло, что это фраза из Островского. — Суровые, но простые.

— Видывал и попроще, — буркнул в ответ Алексей больше, конечно, ради красного словца.

Впрочем, он был не так уж и далек от истины, в жизни штурмовиков случались не только изматывающие рейды, изнурительные многодневные засады и короткие кровавые стычки. Вот, прямо сейчас вспомнилось, как в одном портовом кабачке, неважно, в какой стране и даже на каком континенте, совершенно без серьезного повода чинная, по-русски глубокомысленная пьянка как-то незаметно, сама собой, переросла в такой свальный грех, что голенькая девица у буфетной стойки с её смешными претензиями к клиенту показалась бы тогда Мадонной…

— Что же, Дядя, получается, что ты мне вот этого… — Маха слегка замялась, подыскивая словечко необидное для Алексея, но ничего так и не подыскала. — …вот этого человека привел, как бы в компенсацию своего интереса?

— Не только — как бы, — покачал головой Вечный, хозяйским, как он привык, жестом наливая себе полстакана водки. — Тут дельце-то поинтереснее оказалось даже и моего интереса…

— Интереснее этого? — Маха ленивым, и при этом показавшимся Ворону грациозно-смертельным, движением достала из карманчика комбинезона маленькую коробочку, едва ли дюйм на два.

Дядя заинтересованно протянул руку, и коробочка оказалась у него. Гладкая, непонятного черного металла без единой царапины и почему-то даже без, казалось бы, непременных отпечатков пальцев девушки, хотя на такой ровной, полированной поверхности они должны были остаться обязательно.

— Чип, — коротко, будто отрезала, пояснила Маха. — Не экстра, но — это тот самый первый шаг к моему…

— Первый шаг, — задумчиво повторил Дядя, зажимая в ладони футляр так, чтобы его не видно было со стороны. — Первый шаг… и сколько же идти еще придется?

— Из города — вечность, — ровным голоском пояснила Маха. — Из столицы, возможно, несколько километров. Хотя, пути и скорость прогресса неисповедимы. Иной раз достаточно просто дать намек на саму возможность, как это вызывает лавину интереса и необычайных открытий… и не только прямых, но на стыке…

Они говорили о своем, хорошо обоим знакомом, будто продолжая совсем недавно прерванный разговор, и вели себя так, словно находились не в вертепе, а некоем фешенебельном, английского духа, клубе, за столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, обмакивая в процессе обмена репликами в португальский портвейн сочные, свежайшие бисквиты.