Алексей Шаманов - Заарин

Жена с детьми на пепелище не ходили, а потому подобных проблем с обувью и одеждой у них не возникло.

Калитку, торопливо отступая, Юрий Беликов закрыл не до конца, и Джина проскользнула в щель.

— Шарик! — позвала она пса.

Тот узнал, смолк и завилял хвостом. Эту девчонку он считал своей. Да она и прикармливала его. Своих собак Луневы не держали.

Пройдя под окна особняка, Джина остановилась.

— Коля! — прокричала она. — Это я, твоя Женька! Пожалуйста, не стреляй!

Окно третьего этажа распахнулось, и в отверстом проеме появился ствол карабина «Тигр».

14.44. Иркутск. Поселок Хандабай

В «ЛИАнЯ» Марина Младич, набрав в поисковике «улус Хандабай», прошла по первой ссылке и узнала, что он «оставлен бурятами в начале 20-го века, еще до революции, впоследствии заселен русскими, которые название деревни менять не стали…» По интересующему ее вопросу более ничего. Еще несколько ссылок выдали ту же информацию, а тысячи остальных были по деревне или поселку с тем же названием.

Марина вздохнула. Как всегда, не вышло «по-легкому», а потому снова придется идти в научную библиотеку и копаться в пожелтевших подшивках газет. У нее скоро аллергия разовьется от этой вековой архивной пыли!

Когда Марина поднялась со стула, ей показалось, что каблуки ее модельных итальянских туфель сделались короче, да и вообще пошатываются. Она не придала этому значения — замоталась, находилась на высоких каблуках по земле и пеплу. Зря она что-то «плоское» не надела, да кто бы заранее знал, что на пожар придется ехать?

У стола с видеокамерой спорили мужчины. Поводом послужило отсутствие уголка платка в чашке с пеплом — никаких следов! Кто его убрал и зачем? Или ветром сдуло? Маловероятно…

— Вы съемку просмотрите, — проходя мимо, предложила Марина. — Камера-то для чего стоит?

Марина Младич жила в центре неподалеку от библиотеки, а потому заскочила домой переобуться. Она долго вертела в руках испорченные модельные туфли, ремонту явно не подлежащие. Что такого могло с ними произойти?

Не проспав и часа, Петр Кириллович Онопко проснулся, как от толчка. Его била дрожь, приятная дрожь. Он чувствовал примерно то же, что безбашенный игрок в рулетку, поставивший на «черное» все, что имел, и теперь следящий за замедляющимся движением шарика. «Черное» или «красное»?

Хотелось начать ИГРУ немедленно!

Впрочем, как человек рассудительный (ой ли?), Петр Кириллович понимал, что с тем жалким подобием оружия, что он имел, уровень не пройти, а добывать его при свете дня — неразумно. Но можно и нужно подготовиться со всей возможной тщательностью.

Петр Кириллович встал, включил компьютер, вышел в Интернет и открыл подробную карту Иркутска. Потом он максимально увеличил улицу Карла Маркса. Печатать пришлось по частям, принтер был обычный, на лист писчей бумаги.

Аккуратно склеив карту из нескольких частей, Петр Кириллович расстелил ее на столе.

Итак, уровень начинается от сквера около Дома художника, но там чисто. Первая засада — снайпер на чердаке Дома офицеров. В прошлый раз его обстреляли, когда он переходил улицу Декабрьских Событий.

Онопко задумался. А если ему схитрить, обойти квартал и застать снайпера врасплох, зайдя с тыла? Еще и винтовкой можно разжиться!

Петр Кириллович рассмеялся.

Он возьмет его тепленьким!!!

В это же самое время на улице Байкальской в отделе по особо важным делам составлялся фоторобот подозреваемого в убийстве Бориса Зыбина, охранника магазина «Стройматериалы». Свидетель, продавец того же магазина, видел подозреваемого лишь однажды и сбоку, когда тот вместе с Зыбиным проходил мимо окон, фоторобот поэтому составлялся соответствующий, профильный.

— Ну как, похож? — спросил следователь свидетеля.

— Вроде да… — Продавец задумался. — Нос, кажется, покороче.

Следователь внес изменения.

— А сейчас?

— Губы чуть другие и лысина…

— Что лысина?

— Она больше, а волос, значит, меньше…

— Ясно…

После всех изменений и доводок по получившемуся в итоге фотороботу вполне можно было опознать профиль Петра Кирилловича Онопко.

Тем временем в «ЛИАнЯ» мужчины просматривали запись уже во второй раз. Ускоренную, конечно. На ней белый уголок платка начинал шевелиться, съеживаться, чернеть, будто он лежал на раскаленных углях, а не на пепле комнатной температуры. Наконец, выпустив напоследок несколько тончайших струек дыма, тряпка полностью смешалась с пеплом.

— Давайте еще раз, Степан Юрьевич, — предложил Федор Барлуков.

— Зачем? Все, что надо, мы уже видели.

— Завораживающее зрелище, — пояснил научный сотрудник, — нарушающее все мыслимые физические законы, в том числе закон сохранения.

— Почему же? — не согласился шеф. — Просто пепел каким-то образом содержит в себе иную, не известную науке энергию и передает ее всему, с чем вступает в контакт.

— А фаянсовая чашка? — поинтересовался Барлуков. — Почему она даже не нагрелась?

— Фаянс хороший диэлектрик, но я уверен, пройдет довольно продолжительное время, и чашка треснет.

— Или расплавится.

— Все может быть…

Положив метлу на плечо, Валентин Петрович отправился в мастерские, где у мальчиков проходили уроки труда. По случаю каникул двери оказались заперты, но простенькие механические замки теперь не могли остановить бывшего учителя. Он даже не прикасался к ним рукой, а язычки, негромко щелкнув, открылись.

Валентин Петрович вошел в мастерскую деревообработки. Циркулярная пила, стационарный фуганок, ленточная пила — все эти станки ему были без надобности. Он сразу прошел в каптерку трудовика, где в ящике письменного стола обнаружил хорошо просушенные заготовки из корня дикой груши.

Валентин Петрович улыбнулся. Он знал, что учитель труда, пенсионного возраста мужчина с явной примесью бурятской крови, порой покуривает трубку, а вот то, что он еще и сам производит их, стало приятной неожиданностью.

Курительная камера, чубук, мундштук, довольно длинный, — это хорошо, он привык к подобным.

Бывший учитель попробовал собрать трубку, и ее части плотно вошли друг в друга, вероятно, уже подогнанные. Дерево было не отшлифовано и не покрыто лаком, ну да это и не обязательно. Трубка как трубка, не хуже других…

Валентин Петрович сунул ее во внутренний карман пиджака, после чего покинул мастерскую.

В фондах научной библиотеки Марина Младич ориентировалась не хуже чем рыба в воде, а потому об официозных «Иркутских губернских ведомостях» даже и не заикалась, а попросила для начала подшивки газеты «Прибавления к Иркутским губернским ведомостям» за 1911–1912 годы. Она могла бы просидеть с этими толстенными подшивками не один день, но интуиция подсказала ей начать просмотр с апреля 1912 года. И (о чудо!) в номере от 6-го числа она довольно скоро обнаружила заметку под названием «Бурятский табор». Вот что она прочла: