Лили Сент-Кроу - Предательства

Все это очень походило на то, как боевой генерал громовым голосом отдает приказы и наводит порядок там, где только что царил хаос. Я вспомнила отца, и у меня защипало в глазах. Я не сказала ей, что мой «выговор» родом из районов чуть южнее линии Мэйсона-Диксона, где я несколько лет охотилась вместе с отцом. Да в общем-то, и нет у меня никакого выговора. Просто на севере все смешно говорят.

Она усадила меня за стол как раз между Грейвсом и Спиннингом, который жевал сразу целую стопку оладий. Он кивнул мне. Кровь с него отмыли, а от синяков остались лишь бледные пятна.

— Ого, выглядишь намного лучше, — выпалила я.

— Спасибо за прямоту.

Он отправил в рот еще несколько пропитанных сиропом оладий, а Грейвс поставил передо мной тарелку.

Яичница. Хрустящий бекон. Три оладушки. Два куска домашнего поджаренного хлеба с маслом. Стакан апельсинового сока и большая кружка кофе.

— Ешь. — Грейвс подтолкнул меня плечом. — Отказываться невежливо.

Вокруг все сидели такие чистые, только что из душа, и говорили без умолку. Было похоже на обед в Школе, но тут люди вежливые и приветливые, и не рычат друг на друга, как дампиры с вервольфами.

Старшие ели очень быстро, переговариваясь и присвистывая, потом так же быстро забирали тарелки, высвобождая кусочек стола, и несли на кухню, а в это время их место занимали следующие, садились и начинали запихивать в себя еду. Все работало как часы — даже уборка, когда кто-то случайно перевернул целый кувшин с сиропом.

Все это завораживало своей невероятностью. Грейвс несколько раз толкнул меня локтем, приговаривая, чтобы я ела.

При виде еды я внезапно осознала, как страшно проголодалась. И начала есть. Даже лопать, откусывая большие куски и глотая, почти не жуя. И пока я чуть не поперхнулась апельсиновым соком, я не отдавала себе отчета в том, что делаю. Щеки были мокрые от слез. Грейвс протянул мне салфетку и тактично отвернулся.

Я увидела Дибса, который сидел, опустив голову и ссутулившись, и остальных ребят из Школы. Питер на другом конце комнаты с аппетитом поглощал небольшую гору мамалыги. Под глазом у него темнел свежий синяк. Интересно, и где это он успел приложиться?

За столом на высоких стульях сидели двое детей. Малышку, которая хватала меня за коленку, быстро усадили в специальное креслице, и она тут же стала уписывать нарезанные кусочками оладьи. Она смеялась и била по тарелке своей детской ложкой. Остальные двое что-то лепетали, и находящийся поблизости кто-нибудь из взрослых следил за ними и вовремя спасал брошенные на пол ложки и чашки.

Это во всех семьях так? Или только у вервольфов? Мне здесь больше нравилось, чем в Школе, но уж очень шумно. Я пошевелила пальцами ног — Амелия дала мне пару белых носков. Невероятно, до какой степени человеком я себя ощутила, едва надев обычные носки. Я вдруг поняла, что поглаживаю выпуклость медальона под свитером, и заставила себя опустить руку на колени, как хорошая девочка.

Я ела до тех пор, пока не наелась до отвала. И потом сидела с кружкой кофе и вытирала щеки от горячих слез. Я даже не понимала, почему плачу. Но вокруг все шумели, было тепло и хорошо, никто не обращал на меня внимания. Спиннинг все был занят едой. Он методично уничтожал овсянку, гору яиц, немереное количество ветчины и еще больше поджаренных хлебцев. Заметив, что я смотрю на него, он торопливо проглотил все и улыбнулся:

— Надо выздоравливать. Я с вами поеду.

— Да? — я сделала большой глоток обжигающего кофе.

— Это придурок считает, что обязан мне, — прокричал мне в ухо Грейвс.

— Питер, сволочь, оставил бы меня там, — бодро проорал в ответ Спиннинг. — Вон, видишь, где сидит теперь. Я ему навалял с утра.

И я поверила.

Часть стола освободилась. Ее тут же привели в порядок — как раз к приходу нескольких парней с суровыми лицами. Волосы мокрые, одежда тоже. Все они выглядели самое большее на двадцать, но сразу было видно, что это старшие в семье. Это угадывалось по едва уловимым деталям — как они двигались, какие спокойные у них глаза, в отличие от восторженных подростковых. Что-то еще, но пялиться в открытую мне не хотелось. Вот если бы у меня был альбом и карандаш, я бы могла их зарисовать, а потом разобраться, что и как.

Впервые за две недели руки зачесались порисовать. Я потерла кофейную кружку, пытаясь избавиться от этого желания.

— Они были в дозоре, прочесывали лес, — крикнул мне в ухо Грейвс. — Приехали на каникулы из Школы в центре штата. Там никто про тебя и не слышал.

Желудок охватило спазмом — в дверях кухни появился Кристоф. С ближайшего к нему конца стола и дальше по залу прокатилась волна затишья. К дампиру подошла Амелия и о чем-то быстро заговорила.

Забавно. Даже несомненно взрослый вервольф выглядел не старше дампира. Да и никому здесь не дашь больше двадцати пяти, разве что легкие морщинки у глаз выдадут возраст обладателя. Странно, но я уже успела привыкнуть к тому, что вокруг меня одни подростки. Можно было бы поинтересоваться, мол, где же взрослые? Но они все здесь, просто в юных телах.

Кристоф кивнул, прядь волос упала на лоб. На волосах и на лице сверкали капли воды. Оттолкнув от себя тарелку, я порылась в сумке и нащупала измятую стенограмму. Но здесь ее доставать нельзя.

— Ты что, не будешь больше? — толкнул меня локтем Грейвс.

— Наелась уже, — ответила я, но голос сорвался. Я откашлялась. — Больше не хочу.

— Ешь, пока можно. — Спиннинг отправил в рот полную ложку. — Вдруг потом негде будет.

Хороший совет. Мне и папа об этом говорил. Но сейчас я и в самом деле наелась. Кристоф глянул на меня и слегка кивнул. Выражение лица не поменялось. Он еще что-то сказал Амелии. Та откинула волосы со лба и сняла с себя фартук.

Кристоф исчез, а Амелия двинулась к нам, нахмурив брови. Оттолкнув стул, я встала и схватила сумку. Оправившись от удивления, Спиннинг и Грейвс тоже повскакивали.

Я знаю это выражение на лице взрослого. Оно означает «Пора!».

Длинная, поджарая машина синего цвета была хоть и старше меня, но все еще в отличном состоянии. Папе бы понравилась. Я едва удержалась, чтобы не провести рукой по капоту, который только что захлопнул стройный темноволосый вервольф. Повернувшись он окинул нас всех быстрым взглядом. Уголки губ опустились, стоило ему увидеть Кристофа, но он совладал с собой.

— Это Кори. Он наш механик, — гордо заявила Амелия. — К чему ни притронется, все работает как часы!

— Ну, мам. — Парень закатил глаза.

— Правда-правда! — не унималась она, прямо-таки светясь от гордости.

Одной рукой она обняла его за плечи и слегка сжала. Он вывернулся и покраснел — но все-таки был очень доволен.

У меня кольнуло в сердце. Я сделала глубокий вдох и оттолкнула воспоминания прочь.