Марина Александрова - Знахарь

— Филипп, мой сын! Мой ребенок, он умирает! Помоги! — и мужчина разрыдался.

Филипп ободряюще похлопал его по плечу и заторопился в бокс, где санитарка нетерпеливо ожидала его.

— Все будет хорошо! Дмитрий, слышишь? Я обещаю, что спасу твоего ребенка! — и Филипп поспешил к ребенку.

Ангелоподобное существо лежало на маленькой кушетке.

— Правда, это просто чудо? — спросила санитарка, утирая слезы.

— Да, этот малыш должен жить, чтобы явить себя миру! — уверенно сказал Филипп и натянул перчатки. Повернувшись к женщине, он с улыбкой проговорил: — И хватит лить напрасные слезы.

Она в растерянности подняла на него свои изумленные зеленые глаза, которые очень нравились ему.

— Он. Будет. Жить! — чуть ли не по слогам ответил Филипп на ее немой вопрос. Санитарка выскочила из бокса.

Разговаривая с малышом, Филипп провел тщательное обследование. Затем он с уверенностью принялся за лечение.

К вечеру спала температура, здоровым румянцем покрылись щечки, и малыш важно потянул молочко из бутылочки. Санитарка не могла поверить в свершившееся. Только на прошлой неделе, когда Филипп был в отлучке по своим никому не известным делам, умерло пятеро детей, и все они гораздо лучше себя чувствовали, нежели этот.

— Его отец еще здесь? — устало спросил молодой врач. Санитарка кивнула, не обращая на него внимания; она была полностью поглощена мальчиком.

Филипп вышел. На улице, несмотря на тревожные события в стране, было тихо. Начало 1918 года обещало мягкую зиму и раннюю весну.

— Мне сказали, что он поправится? — с надеждой спросил Дмитрий. Его уже давно известили об улучшении здоровья малыша, но он жаждал услышать это от самого Филиппа.

— Да, конечно, — он устало улыбнулся и плотнее закутался в овчинный тулуп, подаренный ему Боткиным. Волосы его разметались, а снег запорошил ворот.

Дмитрий снял с себя шапку и надел ее на голову Филиппу.

— Это тебе, — тут Дмитрий не выдержал, и опять скупые мужские слезы скатились по обветренным щекам. Он обнял Филиппа, чтобы тот не видел его слез. — Как говорят мудрецы, не всегда пышная шляпа покрывает достойную уважения голову, но мне кажется, что для тебя такой шляпы еще не придумали, — сказал Дмитрий и улыбнулся.

— А эта? — Филипп показал на свою голову.

Они рассмеялись, и Филипп выслушал печальную историю жизни своего сокамерника.

— …Потом жену вместе с семьей куда-то увезли. Сына она чудом смогла передать мне через свою знакомую портниху. Я даже не знаю до сих пор, жива ли она, — он погрустнел, вспомнив о своей жене Анастасии Кронской, которую любил больше жизни.

— А как же ты справляешься с таким малышом?

— Сам видишь, — горько усмехнувшись, ответил Дмитрий.

Филипп моментально оценил ситуацию и, схватив Дмитрия, чуть ли не бегом направился в бокс.

— Эта женщина, санитарка м-м, дай Бог памяти вспомнить… Ах да, Ксения Болотникова. Она может следить за твоим сыном, пока ты будешь в охране. Ты рассказывал, что бывшая кормилица сущая ведьма? Ну, тогда считай, что она уволена. Я сам скажу ей, что она совершенно не подходит Ярославу, — с этими словами они вошли в бокс.

Ксения уже укладывала выздоравливающего мальчика и на внезапный визит двух мужчин отреагировала соответственно.

— Вы не могли бы потише?

— Ксения, радость моя! С этого дня вы освобождаетесь от всей работы, но получаете то же жалование при условии, что вы будете как следует ухаживать за Ярославом! — на одном дыхании выпалил Филипп.

— Что значит «как следует»? — обиделась Ксения, оглядывая мужчин с ног до головы. Потом она демонстративно отвернулась, продолжая покачивать колыбельку, которую кто-то принес для Ярослава.

Филипп подлетел к ней и, видя, что она согласна, крепко обнял девушку.

— Ну, пожалуйста, я прошу тебя, — усталость как рукой сняло. Хотелось веселиться, петь и напиться.

— Тогда и я выставлю вам свои условия, — сказала Ксения, вздернув упрямый подбородок. Двое мужчин в растерянности уставились на нее. — Вы, Филипп Игнатьевич, прежде всего должны познакомить меня с отцом малыша!

Прошло полгода с той поры, как бесследно исчезла Диана. Филипп искал ее в Новгороде, но, к сожалению, не нашел. Тот монастырь был превращен в госпиталь, а монашек выслали. Куда? Никто не знал.

Со временем он примирился с потерей, но в душе продолжал верить в то, что найдет Диану. Все эти беды и несчастья закалили его. Даже внешне он стал выглядеть намного старше своих лет.

— Величина всякого несчастья измеряется не сущностью его, а тем, как оно на человеке отражается, — сказал как-то лейб-хирург его величества профессор Сергей Петрович Федоров, видя как Филипп старается забыть прошлое, и потому все силы отдает работе.

С профессором у Филиппа сложились теплые отношения. Федорова радовала честность молодого человека. Филипп ни разу не предложил лечить больного царевича, как это делали все, кто так или иначе промелькнули в жизни императорской семьи.

Казалось, что Одинцов, наоборот, избегает всякой публичности, но, как это обычно происходит, со временем он приобрел репутацию отличного врача и очень одинокого человека. Он так себя вел, что всем было ясно — он не нуждается в чьем-бы то ни было участии.

Встретив же Дмитрия, Филипп понял, как он нуждался последние полгода в ком-то. Он словно отрезвел. Сравнивал свою жизнь с состоянием глубокого похмелья.

— Ну что, Коршунов, может, посидим где-нибудь? Допустим, у меня, — предложил Филипп.

— Нет, лучше ко мне. У тебя нет кухарки, а моя готовит отлично. Я в последнее время совсем потерял аппетит, теперь же хочу его нагнать.

— Ладно, договорились, — согласился Филипп, и они разошлись. Дмитрий, служа часовым Георгиевского батальона, охранял семью императора. У него уже заканчивался срок отпуска, и он поспешил на пост.

Филипп вернулся к своим обычным делам. Только войдя в палату-вагон медицинского персонала, он поймал на себе любопытные взгляды. Он взял последние сведения о состоянии своих больных и хотел поспешно удалиться.

— Ой! — Ксения, смутившись, стала протискиваться между дверью и Филиппом. Последний же, догадавшись, в чем, собственно, дело, так и стоял, прижав бедную девушку к косяку. — Может, вы позволите? — робко спросила она.

Не обращая внимания на присутствующих, Филипп обаятельно ей улыбнулся и, бросив взгляд порочного и страстного любовника-кавалера, галантно пропустил ее вперед. Пройдя несколько шагов, он услышал из палаты-вагона дружный смех. Для коллег сцена, устроенная Филиппом, была настоящей неожиданностью.

За все время работы он не давал никому повода судачить о себе как о волоките. Ведь почти все были осведомлены о пропаже его любимой женщины и о том, что его отлучки связаны с ее поисками.