Кристофер Мур - Изверги-кровососы

Она дождалась шести — и отправилась на свидание с вампиром. Выходя, инстинктивно потянулась к выключателю погасить свет в квартире, но осеклась: свет-то она так и не зажгла. «Если выживу, — подумала Джоди, — на коммуналке можно будет сэкономить целое состояние».

Дверь в студию на верхней площадке она запирать не стала. Спустилась по ступеням и подперла здоровенную пожарную дверь банкой из-под содовой, валявшейся на лестнице. Возвращаться, видимо, придется в спешке, плохо, если ее притормозят ключи с замками.

Чем ближе она подходила к вампиру, тем сильнее звенели у нее все мышцы: инстинкт драться-или-драпать пробивал всю ее жидкой молнией. За несколько шагов она ощутила мерзостный дух — гниение вампира. Джоди остановилась и сглотнула.

— Тебе чего надо? — спросила она.

Вампир не шевельнулся. Лицо у него было прикрыто поднятым воротником пальто.

Джоди рискнула ПРОЙТИ еще один шаг.

— Я что должна делать?

Вонь стала сильнее. Джоди сосредоточилась на руках вампира, стараясь предугадать их малейшее движение. Но те даже не вздрогнули.

— Отвечай! — рявкнула она. Шагнула еще раз и сдвинула воротник с его лица. На нее смотрели остекленевшие глаза, а из шеи торчала сломанная кость. И тут же чья-то рука обхватила сзади ее лицо и дернула. Тротуар ушел у нее из-под ног.

Джоди попробовала выгнуться и дотянуться до лица нападавшего, но тот дернул ее вбок. Она открыла рот, собравшись закричать, — и почувствовала во рту два его пальца. Она стиснула челюсти. Раздался визг, и Джоди была свободна.

Она развернулась к нападавшему молнией, готовая к бою. Откушенные пальцы не выплюнула.

Перед ней стоял вампир, прижимая к груди окровавленную руку.

— Сука, — произнес он. И осклабился.

Джоди проглотила пальцы и зашипела.

— И тебе туда же, хуила. Ну, давай же. — Она пригнулась и поманила его.

Ухмылка у вампира не стерлась.

— Вкус вампирской крови придал тебе храбрости, птенчик. Не злоупотребляй.

Из руки перестала бить фонтаном кровь, раны затягивались у Джоди на глазах.

— Чего ты хочешь?

Вампир посмотрел на небо — оно уже розовело, грозя рассветом.

— В данный момент — найти ночлег, — чересчур уж спокойно произнес он. Рукой он сорвал корку с обрубка пальца и брызнул на Джоди кровью. — До новой встречи, любовь моя. — Он развернулся и побежал по улице прочь, в переулок.

Джоди смотрела ему вслед, и ее трясло боевым задором. Потом повернулась и оглядела бродягу. Приманка. Здесь его оставлять нельзя — заинтересуется полиция. Слишком близко к студии.

Джоди глянула на светлеющее небо, затем взвалила дохлого бродягу на плечо и пошла домой.

Томми взбежал по лестнице и ворвался в студию — ему не терпелось поделиться открытием: Саймон неграмотный! Но едва он распахнул дверь, его чуть не сшибла с ног жгучая вонь гнили. Щипало в глазах, как от уже раздувшейся дорожной убоины.

«Что еще она отчудила?» — подумал он.

Он открыл окна все проветрить и зашел в спальню — дверь при этом приоткрыл чуть-чуть, лишь самому проскользнуть, чтоб свет на попал на постель. Здесь воняло сильнее, и его чуть не стошнило. Томми зажег свет.

Джоди лежала, по шею укрытая электрическим одеялом. Все лицо у нее было в запекшейся крови. По хребту Томми проелозила волна мурашек — гораздо сильнее той, что у него случилась, когда папа поделился с ним секретом хотдогов на стадионах. («Рыла и жопки», — сообщил папа под конец седьмого иннинга. «У меня в животе мурашки», — ответил ему Томми на это.)

На подушке у головы Джоди лежала записка. Томми подкрался и схватил ее, после чего быстро открутил педали к двери и прочел.

Томми,

прости, что я в таком раздрае. Почти рассвет, а я не хочу застревать в душе. Объясню вечером.

Позвони в «Сиэрз», пусть доставят самый большой морозильный ларь, что у них есть. Деньги у меня в рюкзаке.

Ночью скучала по тебе.

Томми вывалился из спальни.

Томми проснулся на футоне с ощущением, что два дня до этого бился не на живот, а на смерть. В студии было темно, лишь в окна лился свет фонарей с улицы, и он слышал, как в ванной Джоди принимает душ. В кухонном углу гудел морозильник. Томми скатился с футона и застонал. Все мышцы скрипели, как ржавые петли, а в голову будто набили ваты. Бодун нижайшего разбора — но не от пива же, что они пили с Животными после работы. Так ему было от вербального побоища, учиненного ему торговцем бытовыми приборами из «Сиэрза».

Торговец этот, округлый гипертоник по имени Ллойд в последнем из выживших на этой планете «досуговых костюмов» (цвета морской волны с военно-морским кантом), начал атаку пятиминутной ламентацией на пропажу двойного трикотажа (как будто двойную вязку с грани исчезновения способны вернуть объединенные усилия команды Гринписа в белых виниловых тапочках и золотых цепочках), затем плавно перешел к получасовой лекции о трагедиях, постигавших те бедные души, что не покупали продленных гарантий на свои «Хладомастеры Кенмор».

— И потому, — завершил Ллойд, — он не только работу потерял, дом и семью, но и замороженная еда, которая могла спасти детишек в сиротском приюте, испортилась. А все из-за того, что он хотел сэкономить восемьдесят семь долларов.

— Беру, — сказал Томми. — Самый длинный гарантийный срок, что у вас есть, — беру.

Ллойд возложил отеческую руку Томми на плечо.

— Не пожалеешь, сынок. Я-то сам не прессую, но ребята, продающие эти гарантии по доставке, — чисто мафия: звонят тебе в любое время дня и ночи, травят тебя, разыскивают, куда б ни пошел, и всячески портят тебе жизнь, если не сдашься. Я однажды продавал микроволновку одному мужику, так он проснулся с конской головой у себя в постели.

— Прошу вас, — взмолился Томми, — я все подпишу, но доставить должны немедленно. Договорились?

Ллойд пожал Томми руку, чтобы забил фонтан налички.

— Добро пожаловать в лучшую жизнь на замороженных продуктах питания.

Томми сел на футоне и посмотрел на чудовищную морозильную камеру, гудевшую в кухонном сумраке. «Зачем? — подумал он. — Зачем я ее купил? Зачем она ей понадобилась? Я от нее даже объяснений не потребовал — просто слепо выполнил инструкцию. Я — раб, как Ренфилд в „Дракуле“. Скоро ли начну уже жрать букашек и выть по ночам?»

Томми встал и зашел в спальню в трусах и одном носке; разложением там смердело так, что его опять затошнило. От этой вони он и лег спать на футоне в большой комнате, а не забрался к Джоди под бочок. Заснул он, читая Брэма Стокера, дабы как-то со стороны взглянуть на любовь всей своей жизни.

«Она дьяволица», — подумал Томми, глядя, как из-под двери ванной ползет пар.

— Джоди, это ты? — спросил он у пара. Тот лишь полз в ответ.