Алексей Костарев - Кошки-мышки

Каннибал явился в начале восьмого, объяснив своё преждевременное появление тем, что в этом городе трамваи полдня стоят, а оставшиеся полдня носятся, как реактивные, пытаясь нагнать полетевший к чертям график. С собой Каннибал принёс запах дешёвых сигарет и пива, причём интенсивность пивного запаха вызывала предположение, что он не пил пиво, а купался в нём.

Ни во внешности, ни в характере Каннибала не было ничего людоедского, кроме его габаритов — роста под два метра и веса больше ста килограммов. В любой ситуации Каннибал оставался спокойным, как удав, и добродушным, как сытый гиппопотам. Вывести Сашку из себя было почти невозможно. Вдобавок, при одном взгляде на его огромные, покрытые татуировками руки у любого пропадало желание испытывать Сашкино терпение.

Своё же прозвище Сашка получил исключительно за страстную любовь к музыке группы «Кэннибал Корпс».

— Катька, где твой труп? — вопросил он, имея в виду магнитолу. С его приходом Катина комната в коммуналке, и без того не очень просторная, стала казаться вчетверо меньше.

— На столе, — ответила Катя.

— Ну-с, посмотрим! Да тут сетевой провод оборван! Паяльник есть?

— Ты бы ещё про синхрофазотрон спросил! — усмехнулась она. — Я что, по-твоему, телемастер?

— Ладно, и без пайки, со скруткой потянет. Заизолировать тоже нечем? Ну, нож-то у тебя, хотя бы, найдётся?

Далее Каннибал, зачищая и скручивая провод, бурчал что-то про отсутствие мужика в доме и тупые ножи, явно оттягивая начало неприятного разговора. Катя поборола в себе искушение сагитировать Сашку починить ещё и пишущую машинку, понимая, что в этом случае разговор просто может не состояться.

— Сашка, бросай возню, — сказала она, доставая из холодильника двухлитровую пластиковую бутыль, в просторечии называемую «бомбой» или «титькой». — Садись, поговорим.

Каннибал плюхнулся рядом с Катей на знававший лучшие времена и более бурные ночи скрипучий диван. Диван застонал под его весом, и этот стон мало походил на стон любви.

— Как движется мыслительный процесс? — нетерпеливо спросила Катя, наливая пиво в щербатые кружки. Каннибал снова шумно вздохнул.

— Катька, не лезь ты к ним. Это же не те малолетки, что сходят с ума по Варгу Бурзуму и пишут матерки на церковных воротах! Это настоящие сатанисты!

— А на фиг мне ненастоящие? — ринулась она в контратаку. — Писанина про ненастоящих давно набила всем оскомину, а если я про настоящих напишу, мою статью купит хоть «МК», хоть «Ом», хоть любой из этих дорогих журналов!

Под собирательным названием «дорогих журналов» Катя подразумевала «очень альтернативные» периодические издания, выходившие с полноцветной полиграфией на хорошей финской бумаге и рассчитанные на финансово обеспеченную элиту. Опубликоваться в таком журнале было престижно, перспективно и выгодно в материальном плане.

— Ты только скажи, как мне найти твоих сатанистов, — попросила Катя, — а дальше я и сама справлюсь.

— Во-первых, они уже давно не мои, — ответил Каннибал, — а, во-вторых, ты что, собралась так вот, запросто к ним завалиться и объявить, что хочешь взять интервью?

— Почему бы и нет?

— Да потому, — сказал Сашка тоном, каким объясняют детям, что пальцы, спицы, гвозди и другие предметы в электрическую розетку совать нельзя, — потому, что в лучшем случае тебя пошлют подальше. А в худшем… Мне бы не хотелось участвовать в опознании твоего тела!

— А я, к примеру, сделаю вид, будто жажду вступить в их секту! — Катя уже чувствовала себя Матой Хари и Штирлицем в одном лице.

— Тогда тебя спросят, кто такой Алистер Кроули, и ты будешь в ответ беспомощно хлопать ресницами.

— Положим, кто такой Алистер Кроули, я знаю, — обиделась Катя. — Как-никак, всё-таки на журфаке училась! К тому же, я могу прикинуться наивной дурочкой. Или наивных дурочек в сатанисты не принимают?

— Ещё как принимают! — саркастически заметил Каннибал. — С большим удовольствием. Кого ж иначе трахать-то?

— Вот насчёт этого я и без тебя разберусь! — покраснев, заявила Катя. — С восьмого класса трахальщиков без посторонней помощи отшиваю!

Не ожидавший такого энергичного отпора Каннибал даже слегка смутился.

— Только, Катька, — сказал он, уставившись в кружку с пивом, — сатанистка из тебя, с твоим Гребенщиковым и его полубуддизмом-полухристианством, как из меня поп.

— Ничего, войду в образ. Любой хороший журналист должен быть немного актёром, — в том, что она — хороший журналист, Катя не сомневалась. — Дашь мне несколько твоих кассет, и я за один вечер стану дурой-металлисткой, мечтающей вешать кошек, поджигать церкви и прочими способами служить Сатане.

— Дались же тебе эти сатанисты! — проворчал Каннибал, убедившись, что все его разумные доводы впустую разбиваются о стену феноменального Катиного упрямства. — Значит, слушай. К Епископу не суйся — мигом раскусит. С ним тебе лучше вообще не встречаться. Съезди к Мастеру, в Первомайский. Мастер — он поспокойнее, не такой фанатичный и не любитель кровавых жертвоприношений, но и с ним нужно быть начеку. Мастер — парень языкастый, кого угодно заболтает и, сто процентов, попытается затащить тебя в постель.

— Ну, это мы еще посмотрим, — улыбнулась Катя.

— Вот и смотри — как бы он тебя в свою веру не обратил.

Катя засмеялась. Всего, чего она хотела добиться от Каннибала, она добилась.

— Пугливый ты стал, Сашка!

— Я, Кать, не пугливый. Просто я в этой компании достаточно пробыл, — Каннибал поднялся. — Ладно, пойду я. Забегай ко мне завтра на работу — кассеты возьмёшь.

Закрыв за Сашкой дверь, Катя несколько раз прошлась по комнате. Возвращаться к восхвалению распрекрасных чипсов комбината «Богатырь» не хотелось. Она поставила кассету в оживлённую Каннибалом магнитолу и завалилась на диван.

запел из динамиков Гребенщиков.

Потрёпанный автобус марки «Лиаз» стонал разбитым кузовом на каждой колдобине, словно толпа ввергнутых в преисподнюю грешных душ. Своё недовольство беспокойной старостью и не сложившейся судьбой он вымещал на безвинных пассажирах, остервенело бросая их из стороны в сторону по всему салону, чем полностью оправдывал народное прозвище «скотовоз». И поэтому, когда Катя выбралась из чрева сего измученного транспортного средства, она почувствовала то же самое, что чувствуют сходящие на берег после долгого плавания моряки — суша (а в Катином случае обочина шоссе) качалась, будто палуба в шторм. И, вместе с сушей, качалась испещрённая незатейливыми подростковыми граффити, типа «Вася — пидор», остановочная будка с надписью «Посёлок Первомайский».