Анастасия Монастырская - Девять хвостов небесного лиса (Ку-Ли)

− Плохо выглядишь, − сказал он.

− Алаверды.

− Комплименты всегда были нашей слабой стороной, − сказала он серьезно. — Я сделал за тебя заказ. Надеюсь, твои вкусы не изменились. И ты по-прежнему любишь ягодный чиз-кейк.

− Люблю.

Он дернулся.

− Марга сказала, ты согласилась?

− Глупо отказываться. Удивлена, что вы с ней общаетесь. Мне казалось, что в основе ваших отношений — ненависть.

− Мы не общаемся. Мы… В общем, неважно. У нас есть общая тема, которая ни ей, ни мне не дает покоя.

− И какая тема?

− Ты. Мы соревнуемся в любви к тебе.

Я рассмеялась. И сменила тему:

− Что нового в твоей жизни? Как Ляля? Алла? Ты счастлив?

− На какой вопрос отвечать?

− На какой хочешь.

Принесли заказ. Чиз-кейк со свежей клубникой и малиной. Как я люблю.

− Ты смотришь на него, как маленькая девочка, которая все еще верит в деда Мороза.

− Ты не ответил.

− Отвечать нечего, потому и не ответил. Скажи, Кася, ты никогда не думала, что все мы — часть чьей-то замысловатой игры?

Нас дергают за ниточки, и мы движемся в заданном направлении.

−А кто кукловод?

− Хотел бы я знать.

− Что-то случилось?

− Ничего особенного. Просто не покидает ощущение, что моей жизнью кто-то управляет. И делает это весьма топорно. Любое вмешательство раздражает. Я под колпаком, Кася.

− Кризис среднего возраста.

− Красивое название для климакса. Кризис среднего возраста. Ты понимаешь, что уже не молод, две трети жизни прожито, а впереди — полная дисгармония и неустроенность. Кто-то сказал, что климакс — это личный Апокалипсис. Выживают единицы.

− Слишком мрачно смотришь на это. Все не так страшно. Обычные биологические процессы: мы не становимся хуже, мы становимся другими. Только и всего.

− Тогда почему у меня чувство, что я где-то ошибся? И уже не смогу исправить свою ошибку — время вышло.

Я коснулась его руки и с усилием перевернула ладонью вверх.

Знакомое переплетенье линий. Длинная линия жизни. Застывшая линия любви. Напряженная линия ума. И несколько крестиков — отметок прожитых событий. Все, как обычно.

− Что напророчишь?

− Жить будешь долго, и относительно счастливо. Черный период пройдет, и станет легче. Ночь наиболее черна перед рассветом.

Олег осторожно высвободил холодную руку, словно я сказала совсем не то, что ему хотелось услышать.

− Я вот зачем тебя позвал… Тебе ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно работать у Марги. Это очень важно.

− Что за идиотские загадки? Олег, что с тобой? Ты заболел? Или тебе твой Апокалипсис, который климакс, в мозг ударил? Или…

− Я получил письмо, − сказал он так страшно, что я запнулась.

— Это как свою смерть вдруг увидеть — четко и ясно. Только не спрашивай, что за письмо. Пока не могу сказать, иначе все будет бессмысленно, и мы с тобой ничего не сможем изменить. А если не сможем, то все вокруг погибнут. Понимаешь, Кася? Все! Глупо, когда от тебя зависит судьба мира, а ты ничего не можешь изменить. Замкнутый круг. Мы не вольны распоряжаться своей судьбой. Ею распоряжается кто-то другой, за нас. Мы обречены.

− Какой смысл переживать? Все произойдет своим путем.

− Ну, уж не-ет! Так просто я ИМ не дамся. Я и ИМ такой фейерверк напоследок устрою!

− Решил поиграть в Терминатора?

− Странно, правда? — усмехнулся Олег. — Мы поменялись с тобой местами. Теперь ты — скептик, я — мистический параноик, у которого все мысли только о том, как пережить свой личный Апокалипсис. Думаешь, я спятил? Правильно думаешь. Я сошел с ума. Я сошел с ума в тот момент, когда решил с тобой расстаться. Я ненавидел тебя. Господи, больше всего на свете я ненавидел тебя и свою зависимость от тебя. Ты же — яд, Кася, черный, страшный яд, отравляющий душу и тело. Все, кто с тобой столкнулся, не могут жить без тебя. Как думаешь, о чем мы говорим с Маргой? С Аллой? С Лялькой? Мы говорим только о тебе. Я ненавижу говорить о тебе!

− Ты затем меня и позвал? — я поднялась и бросила салфетку на стул. — Еще раз сказать, что я испортила тебе жизнь, и ты меня ненавидишь? Не стоило утруждаться. И так знаю.

− Подожди! Ты не поняла! Я хотел сказать совсем о другом!

− Но сказал об этом. Чиз-кейк удался. Всего хорошего!

Когда я расстаюсь с человеком навсегда, то говорю ему «Всего хорошего!». Он отвечает: «Спасибо!», не подозревая, что я с ним расстаюсь навсегда.

Луна не давала уснуть: за стеклом плыл огромный молочный блин, настолько большой, что видны все его пятна — притягательные в своем уродстве.

Ни черта я не знаю о бывшем муже. Как и зачем жил последние годы, о чем думал, о ком беспокоился? Был человек в жизни, и будто бы сам себя из нее вычеркнул.

Вот именно — будто бы.

Что-то изначально не складывалось. Почему мне позвонили только сегодня, уже после похорон? Не вчера. Не два дня назад. Не в день смерти Олега, а сегодня, постфактум. Ни времени, ни желания проинформировать жену-алкоголичку, бывшую. Всего-то и надо — набрать семь цифр, назвать дату, время и место гражданской панихиды. Все! Остальное — мое дело, приходить или нет. Меня же поставили в известность во время поминок.

Месяц назад я смотрела на ладонь Олега и видела всего лишь проблемы в бизнесе, пусть нечеткие, размытые, но — обычные ситуации, с которыми сталкивается любой предприниматель. Но насильственная смерть? В подворотне? И почему я ничего не почувствовала? Пусть мы расстались, пусть считались заклятыми врагами, но эмоциональная связь ни на секунду не прерывалась. Почему я не вздрогнула в тот момент, когда нож оборвал его жизнь? Как сказала Алла? Зарезали, как свинью.

Стоп! Я вдруг поняла, что именно беспокоило и не давало уснуть. Способ убийства.

Алла сказала, что Олегу перерезали горло.

Марга — об ударе в живот.

Маман упомянула ранение в спину.

Общее − нож.

И общее — Олег.

Значит, кто-то из них говорит правду, остальные врут. Или врут все.

«Я получил письмо. Это как свою смерть вдруг увидеть — четко и ясно. Только не спрашивай, что за письмо. Пока не могу тебе сказать, иначе все будет бессмысленно, и мы с тобой ничего не сможем изменить. А если не сможем, то все вокруг погибнут».

Рванула оконную раму. Холодный воздух, замешанный на дожде и снеге. В ночной темноте множились влажные тени. Балансируя на подоконнике, тихонько позвала его душу, надеясь найти либо в мире живых, либо в мире мертвых.

В ответ — тишина. Я по-прежнему не чувствовала Олега, но вместе с тем знала, что среди мертвых его нет. Как нет и среди живых. Что за чертовщина?

Тогда кого сегодня похоронили?

Я встала с кровати, сгребла одежду и направилась в ванную — отогреваться и одеваться. Вода − тонкой струйкой, скорее остужая, чем согревая. Кое-как вытерлась, накинув махровый халат. Шесть утра. Горячий кофе. Стареющая, усталая тетка. Тут даже хороший стилист не поможет. Глаза все выдают. Правда, тетка не без способностей. Хотя кому нужны эти способности? Миром правит бездарность, миру она по душе. Нельзя исправить, но должно презирать. Сенека.