Макс Роуд - Черные викинги

— В женщину. В простую земную женщину.

— Как он не вовремя! — она снова рассмеялась. — Поздняя неожиданная любовь, как интересно! И ты хочешь лишить старика этой сладости? Не стыдно? Посмотри на нас с тобой, вспомни своих земных женщин — разве именно это не самое главное счастье в жизни!?

— Главное. Но устроить свое счастье на чужих смертях нельзя. Расплата приходит всегда — в мире людей со временем, а если дело касается чести Высших, то сразу.

Хель покачала перед ним пальчиком:

— Результаты божественных ритуалов непреложны. Если этот Мойла завершит свое дело, то даже Высшие не смогут ничего с ним поделать в течении ста лет. Так что сразу — совсем не сразу.

Улыбнувшись, в ответ Генрих тоже поднял вверх указательный палец:

— А должно быть — сразу! Таков закон.

— Ты мой законник! — Хель ласково потрепала его по голове. — Ну что же, господин Армор, блюститель правды и ревнитель законов, пройдемте к зеркалу. Как всегда, все ответы на твои вопросы — там.

Легким движением встав с кровати, она подбежала к противоположной стене и раздвинув ее в обе стороны, словно бабочка впорхнула в соседний зал, успев при этом игриво вильнуть упругими сочными ягодицами. Холлисток прошел следом и вскоре присоединился к ней, стоявшей возле гигантского зеркала, без остатка занимавшего площадь широкой стены. Зал, огромный и темный, был начисто лишен какой-либо обстановки, а единственным элементом декора, придающем помещению уюта, был толстый темный драп, туго натянутый с трех сторон. Само зеркало напоминало скорее экран кинотеатра, на котором переплетались непонятные живые узоры, постоянно меняющие как цвет, так и форму. Напрямую не отражая ничего, оно подчинялось только своей хозяйке, видевшей в нем ответы на любые свои вопросы, касавшиеся не только прошлого, но и будущего. Одновременно, зеркало служило для нее инструментом наблюдения за Хельхеймом и ничто, даже мысли его обитателей, не могли укрыться от всевидящего ока.

— Запоминай имена, — сказала Хель подошедшему к ней Холлистоку, не отрывая взгляд от проносящихся перед ними отображений, понятных только ей. — Летоисчисление какое брать?

— Христианское.

— Как скажешь. Итак, слушай внимательно: Карл Эккерберг, рождение 16 мая 1953 года, Альбин Габриэльсон — 4 февраля 1971, Алексндр Юленстен — 11 июня 1959, Анне Эльмебю — 12 марта 1937 и Аннели Каллинг — 6 мая 1948.

— Всё?

— Ты просил узнать про ближайшее время — так что всё.

— Дни рождения у них приходятся на четверг?

— Обожди… сейчас, — Хель ненадолго задумалась. — Да, именно четверг.

— А день смерти?

— В какой день?

— Нет, число.

— 21 июля 1988 года.

— Что?! — Холлистоку захотелось, чтобы он ослышался. — Все одновременно?

— Да, один за одним. А что такое, милый?

— Это же через два дня! А для меня, когда я смогу вернуться, 21 июля настанет и вовсе через день..

Хель вновь посмотрела на зеркало:

— Пожалуй, даже быстрее.

— Что ты имеешь ввиду?

— Это будет ночь с 20 на 21, со среды на четверг.

— Опять четверг! — Холлисток скрипнул зубами. — Все происходит в день Тора, весь ритуал строится на этих четвергах. Но как же ошибся отец и остальные! Все думали, что ритуал столетия похож на ему подобные, а оказалось, что он требует существенно меньше времени.

— Для тебя это плохо?

— Вот уже думаю над этим. Знаешь, пожалуй, что нет.

— Я помогла тебе? — Хель повернулась к Генриху и, обвив его шею руками, посмотрела прямо в глаза.

— Более чем! Мойла рассчитывает завершить все сразу, а вместо этого я сам покончу с ним одним ударом.

— У тебя уже есть мысли, как сделать это? — она с интересом наблюдала, как лицо тертона принимает жесткое, стальное выражение.

— У меня уже есть план. Подробно он еще, конечно, не разработан, но общая схема рисуется четко. Это будет мой шедевр!

Хель рассмеялась:

— Не сомневаюсь! Особенно приятно, что и я внесла в него свою лепту.

— Ты сделала всё! — Холлисток притянул ее к себе и нежно поцеловал. — Мне остается только техническая сторона вопроса.

— Видишь, как хорошо все делать вместе! — прошептала она, не отрываясь от его губ.

— С тобой все легко!

— Есть повод отметить все это! Ты не против небольшой пирушки? Отметим встречу.

Холлисток с улыбкой развел руками:

— Когда я был против?!

— Тогда зовем гостей!

Понимая, что в скором времени Армору будет необходимо покинуть Хельхейм, хозяйка загробного мира не медлила. Вызвав служанку Ганглати, она быстро согласовала с ней меню предстоящего пира, и как только та отправилась на кухню выполнять полученные указания, занялась подбором состава гостей. Генрих не хотел создавать излишнюю шумиху своим появлением, и после некоторых препирательств они сошлись на том, что на этот раз целесообразно будет ограничится лишь главными лицами Хельхейма, не привлекая среднего, а тем более, нижнего звена. Для этих целей решено было выбрать малую трапезную, расположенную в нижнем ярусе Эльвиднира, называвшуюся Монбьюгг. Рассчитанная ровно на шесть десятков гостей, она как нельзя лучше соответствовала нынешним обстоятельствам, предоставляя пирующим истинно королевский уют. Стены, пол и потолок были отделаны красным деревом, вдоль стен стояли золотые и янтарные статуи, изображавшие, как саму Хель, так и всех ее помощников. Столы, составленные прямоугольником, как и приставленные к ним длинные скамьи, были выполнены из можжевелового дерева, источавшего свой неповторимый аромат. Освещался Монбьюгг, как и другие помещения Эльвиднира, ровным спокойным светом, проникавшем сквозь специальные отверстия в потолке, исходя из никому невидимого источника, о происхождении которого знала только сама Хель.

Для оповещения гостей был призван великан Ари, который, получив задание и вновь превратившись в орла, немедленно начал облет приглашенных. Некоторые уголки необъятного Хельхейма находились слишком далеко даже для него и труд сообщить о приглашении их обитателям взяла на себя сама Хель. Ее тень покрыла весь загробный мир, и с помощью невидимых струн, которыми она управляла своим миром, вскоре о предстоящем пире узнали и змея Нидхегг, и инеистые великаны Андог и Бьердваг, и червь Маард, живущие в глубине гор.

— Как тебе мой наряд, нравится? — спросила Хель у Холлистока, красуясь перед зеркалом в своей спальне в длинном алом плаще. Она уже вошла в один из своих привычных образов: ее тело, поделенное в вертикальной плоскости пополам, выглядело, с одной стороны, как все та же прекрасная женщина, а с другой, как разлагающийся труп, со всеми присущими этому состоянию атрибутами.

— Ты, как всегда, великолепна! — Холлисток встал немного позади, чтобы тоже попасть в отражение. — Так выглядит только вечность и правда бытия. Жизнь и смерть всегда сопутствуют друг другу.