Джон Бойн - Здесь обитают призраки

— Я не могу выйти, мистер Хеклинг, — отвечала я. — Мне кажется, дверцу заклинило.

— Все с ней хорошо, с дверцей, — отвечал он, из недр горла отхаркнув нечто устрашающее и сплюнув на дорожку. — Вертайте и вылазьте.

Я вздохнула, снова взялась за ручку — да как же этого человека воспитывали? — надавила и внезапно вспомнила одну свою ученицу, маленькую Джейн Хебли, что в один прекрасный день по некоей неразумной причине ополчилась на школу и не пожелала выходить из уборной для девочек. Я пыталась открыть уборную снаружи, а Джейн что было мочи упиралась изнутри и стойко продержалась несколько минут, пока мне не удалось наконец распахнуть дверь. Такое же впечатление у меня сложилось и сейчас. Нелепица, разумеется, но чем сильнее я давила на ручку, тем, казалось, крепче некая незримая сила держала ее снаружи. Не происходи все это на открытом воздухе и не будь Хеклинг единственным моим спутником, я бы поклясться могла, что надо мною кто-то насмехается.

— Прошу вас, — сказала я, нелюбезно на него воззрившись. — Вы не могли бы мне помочь?

Он вполголоса выругался, бесцеремонно уронил мой чемодан на землю и обошел коляску, а я в раздражении наблюдала за ним, не понимая, отчего он так своенравничает. Я предвкушала, как сейчас он и сам убедится, что я не какая-нибудь бестолковая дамочка, не умеющая повернуть дверную ручку, но, к моему удивлению, едва он коснулся дверцы, та открылась с легкостью, как и часа два назад, когда я садилась в коляску.

— Ничего такого трудного, — проворчал он и отошел, даже не подав мне руки, а я лишь тряхнула головою; да что это со мной? Может, не туда поворачивала? Что за вздор, в самом деле. Дверца была наглухо заперта. Я ее открыть не могла. А он смог. — Годлин-холл, — промолвил он, когда мы приблизились к парадной двери. Хеклинг дернул за толстый шнур, и где-то в доме звякнул колокольчик; кучер между тем поставил чемодан на ступеньку и пальцем коснулся картуза: — Что ж, доброго вам вечерка, гувернана.

— Вы не зайдете? — удивленно спросила я; неужели он так и бросит меня на крыльце, словно я немногим важнее чемодана?

— Я туда не ходок, — отвечал он, удаляясь. — Я вон тама живу.

И, к изумлению моему, он попросту сел в коляску и покатил прочь; я стояла, раскрыв рот и спрашивая себя, со всеми ли новыми домочадцами здесь обращаются подобным образом.

Спустя мгновение дверь отворилась, и я обернулась, ожидая наконец узреть моих неведомых нанимателей.

Но за дверью не обнаружилось ни мужчины, ни женщины — открыла мне девочка. Лет двенадцати, решила я, старше моих маленьких школьниц, очень бледная и красивая. Волосы ее вились локонами до плеч или чуть ниже. Одета она была в белую ночную сорочку, с пуговицей под горлом и длиною по щиколотку; свечи в передней озаряли ее со спины, и она походила на призрака, что немало меня напугало.

— Здравствуйте, — негромко сказала она.

— Добрый вечер, — с улыбкою отвечала я, стараясь взять себя в руки, делая вид, будто все идет как полагается. — Я не ожидала, что дверь откроет хозяйская дочь.

— Правда? А кого вы ожидали? Премьер-министра?

— Скорее дворецкого, — отвечала я. — Или служанку.

Девочка улыбнулась.

— Обстоятельства наши нынче стеснены, — помолчав, объяснила она.

Я кивнула. С ответом я не нашлась.

— Итак, — сказала я. — Вероятно, мне следует представиться. Меня зовут Элайза Кейн. Я новая гувернантка.

Девочка еле приметно закатила глаза и открыла дверь шире, впуская меня.

— Всего несколько часов прошло, — сказала она.

— После чего?

— После отъезда предыдущей. Мисс Беннет. По крайней мере, она уехала. Очень хотела уехать, ужасно. Но не могла, конечно. Пока не нашла замену. Пожалуй, это было любезно с ее стороны. Делает ей честь. А теперь приехали вы.

Я ступила в дом, не зная, как понимать эту удивительную тираду. Вопреки словам Хеклинга ожидая, что вот-вот спустятся девочкины родители, я огляделась, и великолепие дома поразило меня. Был он весьма традиционен, и хозяева не пожалели средств на убранство. Однако мне почудилось, что подправляли этот дом, пожалуй, не один год назад, а в последнее время о состоянии обстановки почти не заботились. Впрочем, здесь было чисто и царил порядок. Тот, кто вел хозяйство, трудился на совесть. За моей спиною девочка закрыла дверь, и от тяжкого грохота я вздрогнула, в страхе обернулась, а затем испугалась вновь, ибо подле девочки стоял маленький мальчик годами четырьмя ее младше и в такой же накрахмаленной ночной сорочке. Я его не заметила сразу. Должно быть, он прятался за дверью.

— Элайза Кейн, — промолвила девочка, пальцем потеребив нижнюю губу. — Странное имя. Такое простецкое.

— По-моему, у рабочего класса всегда такие имена, — заметил мальчик, сморщившись, точно был довольно-таки, однако, не совершенно уверен в своей правоте. Я взглянула на него, не понимая, нарочно ли он нагрубил, но он дружелюбно улыбнулся, и я решила, что он просто констатировал очевидное. Если уж говорить о классовой принадлежности, вероятно, я и впрямь представляю рабочий класс. В конце концов, я прибыла сюда работать. — У вас в детстве была гувернантка? — спросил он. — Или вы ходили в школу?

— Я ходила в школу, — сказала я. — Святой Елизаветы, в Лондоне.

— Я нередко размышляю, каково это, — сказала девочка. — Мне представляется, Юстас в обыкновенной школе подвергся бы непереносимым страданиям, — прибавила она, кивнув на брата. — Он, как видите, весьма хрупкое дитя, а мальчики бывают очень грубы. Во всяком случае, так мне говорили. Сама я с мальчиками не знакома. Кроме, разумеется, Юстаса. У вас много знакомых мальчиков, мисс Кейн?

— Только братья маленьких девочек, которых я учу, — сказала я. — Говоря точнее, учила. Я, видишь ли, была учительницей.

— В той же школе, куда ходили в детстве?

— Да.

— Боже мой, — слегка усмехнулась она. — Можно подумать, вы так и не повзрослели. Или не захотели взрослеть. Но это правда? О мальчиках? Что они в высшей степени грубы?

— Бывает, — сказала я, озираясь. Мы что, так и будем всю ночь тут беседовать или меня все-таки проводят в мою комнату и представят взрослым? — Что ж, — улыбнулась я, напустив на себя авторитетность. — Как бы то ни было, я прибыла. Вы не могли бы сообщить обо мне вашей маме? Или папе? Может, они не слышали, как подъехала коляска.

Едва я помянула родителей, Юстас слегка напружинился, но ничего не сказал. У девочки отчасти поубавилось высокомерия — она прикусила губу и отвела взгляд; будь ее гримаса несколько отчетливее, в ней читалось бы смущение.

— Бедная Элайза Кейн, — сказала девочка. — Боюсь, вас завлекли сюда обманом. Ведь так говорят, да? — прибавила она. — Я недавно прочла это выражение в книге, и оно весьма мне понравилось.