J.M. - Ад Лабрисфорта

- Ты меня обвиняешь в слепоте?

- Я никого ни в чем не обвиняю. И давай обойдемся без всяких доказательств - хотя, не сомневаюсь, у тебя их найдется не один десяток. Может, тебя и вправду кто-то слышит. Но не думаю, что это Бог.

- Да уж и не тебе рассуждать о Боге... Ты не знаешь ни жалости, ни сострадания. Тебе всегда нужно быть впереди, и больше всего ты боишься... оказаться вторым. - Говоря, он по-прежнему продолжал ухмыляться.

- А ты, преподобный? Чего ты боишься?

Мьют поднял на Уэсли взгляд - сияющий, безмятежный.

- Теперь - ничего, Уэнди. Я боялся... когда-то давно. Боялся таких, как ты. Но потом я понял, что могу их уничтожать. А потом пришел сюда, и больше я ничего не боюсь.

- Ты поддался! - воскликнул Флэш, пораженный внезапно пришедшим пониманием. - Ты с детства боялся тех, кто сильнее тебя, лучше тебя - наверное, твои родители тебя убеждали, что такие невоспитанные и грубые люди - ужасные грешники, которые заслуживают наказания, да? Ты боялся их и поддался своему страху. И стал убивать. И он завладел твоей душой. Лабрисфорт. Он призвал тебя к себе, и сделал своим пророком.

- Может, ты и прав, - сладким голосом протянул Мьют. - А может, и нет... В любом случае, он призвал не одного меня, Уэнди. Не одного, нет.

- Я не такой, как ты. Я не сдамся. Кто бы он ни был - я буду бороться с ним до конца. До конца, слышишь? Я не позволю ему и дальше отравлять все вокруг своей злобой, я пройду эти чертовы десять миров, и пойму, как можно победить его ...

- А если не поймешь? Если ответ - в одиннадцатом мире? - весело осведомился Мьют.

Он не только не удивился словам про "десять миров", он знал и про одиннадцатый... Ему известно все, Мьюту - пророку Лабрисфорта.

Флэш почувствовал, как непроизвольно сжались кулаки. Снова сделалось не по себе - и гораздо сильнее, чем на утренней прогулке.

Земля уходила из-под ног, искажалось пространство, приобретая тысячу измерений вместо привычных трех, время то как будто вообще исчезало, то растягивалось, и секунды превращались в минуты, а минуты - в часы...

- Опротивело мне с тобой трепаться, преподобный, - сказал Уэсли. Простые понятные слова. Именно в простоте и понятности он сейчас нуждался больше всего. И, возможно, если бы Мьют отреагировал предсказуемо, если бы ответил грубостью или промолчал - все могло бы вернуться на свои места.

Но преподобный вместо этого изрек:

- Твоя беда в том, что ты считаешь бесконечность бесконечно огромной. На самом деле она бесконечно мала. Она стремится в сторону отрицательных величин.

Мир взорвался. Потерял последние черты рациональности. И хуже всего было то, что вернуться в реальность тюрьмы на острове все еще было нельзя. Слишком рано. Предстояло снова двигаться вперед...

В бесконечно малую бесконечность.

Пространство действительно сжималось. Со всех сторон что-то падало, нависали темные мерцающие своды, а в них - и над ними, и под ними - распахивали глаза-бездны черно-красные крылатые иглозубые химеры, и яд их смешивался с огнем, и вскипали чудовищные вихри. Бешеной каруселью мелькали лица, лица, лица - искаженные, безумные...

Взгляд выхватил из этой круговерти фигуру женщины в голубом атласном платье с кринолином. Ее белокурые волосы волной ниспадали на плечи. Ее лицо было прекрасно... Но такая красота способна ранить, причинять боль. Как красота отточенного сияющего лезвия.

Вокруг ее запястья была обвита серебристая лента с какой-то подвеской, которую женщина небрежно вертела в пальцах.

Она все ближе, ближе... И вот Уэсли узнал ее.

- Ты - Клара. Клара Риджмор-Хэй.

Женщина едва заметно покачала головой и поправила:

- Королева Риджмор-Хэй.

Она улыбнулась, сверкнув ослепительно-белыми зубами. Выпустила брелок, позволив ему свободно висеть на ленте. И Уэсли наконец разглядел, что это. Круглое слизистое глазное яблоко.

Клара положила ладонь на грудь Флэша.

- У тебя красивые глаза...

В этот момент из-за ее спины выглянула другая женщина. У нее была фарфоровой чистоты кожа, темные, чуть раскосые глаза и гладкие черные волосы. По винного цвета шелковому платью змеилась вышивка в форме извивающихся огненных драконов.

Уэсли отмахнулся от обеих женщин как от наваждения - и они исчезли, подхваченные бушевавшим вокруг смерчем. Ведь они и вправду были ожившими наваждениями. Жительницами седьмого мира, который представлял собой ни что иное, как воплотившийся в реальность кошмарный сон.

Снова нескончаемой чередой замелькали лица, крылья и клочья тьмы. И глаза без лиц - открывающиеся, открывающиеся, бесконечно открывающиеся... Дождь шипящей ядовитой слюны, когти, рвущие уплотняющееся пространство... Иногда они задевали Уэсли, оставляя на теле нечувствительные пока раны.

Все создания тьмы, которые когда-либо представлялись, мерещились, изображались людьми - все они сейчас были здесь. Все были родом отсюда. Уэсли попал в настоящий эпицентр безумия. Здесь, за рассыпавшимся в пыль городом, на том берегу кровавой реки собрались на воскресный пикник все страхи, все твари и монстры, порожденные человеческим разумом за тысячелетия его существования.

Флэш чувствовал, что его возможности на пределе, что если он пробудет тут еще немного - обратно не вернется уже никогда. Но это же только седьмой мир...

Он не помнил, в какой момент лабрисфортская реальность номер семь выпустила его из своих когтей. Не помнил, как миновал ворота, разрушенный Храм и лестницу - ведь, кажется, даже кровавую реку не пересекал в обратном направлении. Все слилось в сплошной хаос, в котором не было ни малейшего намека на логическую последовательность.

Когда он очнулся в своей камере, все его тело сотрясала дрожь, как при ознобе. Бросало то в жар, то в холод. Голова раскалывалась. И проклятая слабость, телесное ощущение собственной беспомощности, никак не оставляла его.

"Это пройдет, должно пройти", - Убеждал себя Уэсли до тех пор, пока не почувствовал, что силы потихоньку начинают к нему возвращаться. Тогда он поднялся с кровати и осмотрел свои раны. На ноге чуть выше щиколотки обнаружился глубокий разрез. Флэш промыл его водой из-под крана и промакнул туалетной бумагой. Не страшно, заживет. Остальные ссадины и ушибы серьезными последствиями, вроде бы, тоже не грозили. Но слишком уж их было много.

Впереди еще три мира... А от того, что он побывал в пяти предыдущих - не считая самой тюрьмы - нет никакого толку. Он не увидел там ничего, что могло бы подсказать, как противостоять темной силе Лабрисфорта. Даже если он сможет выбраться отсюда живым и избежать дальнейших преследований - что станет делать дальше? Писать статьи о нарушении прав заключенных? Это же смешно - зная то, что он знает теперь. Что тюрьма - лишь первое звено в цепи... Тюрьма вообще - как идея лишения свободы, и Лабрисфорт - как одно из худших ее воплощений.