Олег Мизгулин - Морок

Капитан пододвинул к нему чистый листый бумаги и шариковую авторучку, вдруг наткнулся на взгляд Олега.

— Что?

— Иголку с ниткой дадите? Рубашку зашить.

— Дадим, дадим! Давай, пиши! Хотя… Подожди… — Он задумчиво уставился на Головного, как-то по новому его оглядывая. После затяжной паузы спросил:

— Сколько ты сказал, тебе лет? Семнадцать? М-да-а… Малёхо не кондиция. Хотя…

Капитан вдруг резко встал из-за стола.

— Вот что, Головной! Тебя сейчас отведут… В отдельную камеру. Отдохни, обмозгуй своё положение, а завтра… Завтра мне всё и напишешь.

Олег не смотря на усталость, долго не мог уснуть. Будущее теперь рисовалось определённо. В серых тонах, с вышками, в заколючном мареве.

На следующий день капитан сиял как свежевыкрашенный забор. Даже форма на нём сидела ладно, в унисон его настроению.

— Садись, Головной садись! — Улыбаясь в тридцать два зуба, гаркнул он. — А лучше не садись, а присаживайся, как говорят наши подопечные.

Капитан зычно рассмеялся своей хохме, потом продолжил:

— Сидеть тебе вряд ли придётся, а вот ходить строем скоро пригодится.

— Семёныча нашли?

— Да какой Семёныч! Слушай меня! Я тут долго чесал репу, потом решился. Связался с горвоенкоматом. Так, мол, и так говорю: у меня парнишка влетел в криминал, сопля ещё, сажать уж больно не хочется. Зачем, говорю, пацану ломать жизнь? Может, заберёте его в ряды Вооружённых Сил? Там спрашивают, сколько парню годочков? Я сразу стух, отвечаю, ещё семнадцать, но не за горами восемнадцать. А те — берём стопудово! Представляешь?! У них недобор!

Капитан вновь рассмеялся, словно сам уходил в армию вместо тюрьмы.

— Ну, ты рад, нет?! А то гляжу, мордашка растерянная… Очумел от счастья?

Природное упрямство Головного и тут зачесалось на языке.

— А может, я не хочу?

Капитан сник лицом, перестал смеяться, сел за стол, и тут же закурил.

— А у тебя, дорогой мой, нет выбора! Либо клифтом нары обтирать, либо два года отдать честно Родине! Армия, заметь, все грехи твои спишет. Вернёшься — чистый лист. Все дороги открыты, можешь даже к нам, в милицию. Если захочешь… А после зоны ты кто? Ну, кто ты после зоны?! Куда б не сунулся, везде на тебя будут смотреть как на «бывшего». И-ех, Головной, Головной… Другой бы руки мне целовал, а ты…

— Спасибо, товарищ капитан. — наконец поблагодарил Олег.

В военкомате отправляли последних. Стоял конец июля, а с ним заканчивался военный призыв. Очень быстро всех распинали по командам, рассовали по «Икарусам» и отправили прямым рейсом до Иркутска, чтобы там, на общем призывном пункте «продать товар покупателю».

Иркутский сборный пункт напоминал собой муравейник из орущих, галдящих и снующих призывников. Молодёжь разбилась по этнически-земляческим группам и кучковалась, именно таким образом. Олег, без претензий, пристал к группе молодых людей, скромно одетых, как и он, прибывших с ним из родного города. Их дважды в день водили в столовую, а один раз, даже в баню. Иногда, чтобы молодёжь не маялась от безделья, прапорщики подпрягали на хозработы. Но Олегов веник всегда валялся в стороне, а сам он на завалинке покуривал с новыми знакомыми. К глубокому разочарованию Олега, он не попал в списки десантной команды, и с завистью смотрел, как уводят двадцать отборных парней офицеры с голубыми петлицами. Он не попал даже, когда «покупали» ребят для танковых частей. Дело Головного было изрыто особыми пометками, и кто-то из ребят заметил, что таким как он, светит только стройбат. Надежда на «элиту» тут же утухла. Олег вдруг явственно понял, что так оно и будет. Разом рухнули честолюбивые мысли. Настроение тут же упало до нулевой отметки. Подметать плац или копать траншеи, для амбициозного парня было верхом унижения.

Наконец прибыл ихний «покупатель». Невысокий прапорщик, пухлый в очках, глянул на них поверх очёчков, ознакомился со списком и царственно «наложил лапу». Род воск относился к железнодорожным, и хоть это был не совсем стройбат, Головной принципиальной разницы не видел. «Одна хрень — думал он, — что там, что тут… Бери больше, кидай дальше». Он мог бы долго плеваться, но как-то незаметно для себя поостыл, и принял свершившийся факт, как единственно выпавший ему билет. «А ведь мог бы, ща ехать под конвоем и далеко не в армию».

В Иркутском аэропорту их человек шестнадцать подняли на борт авиалайнера и отправили по воздуху до Хабаровска. С Хабаровска поездом спецконтингент пошёл в одну из частей Дальневосточного округа.

В вагоне, Олег сидел особняком от шумливо галдящей компании через пролёт от них. Сам он пребывал в обществе двух невзрачных пареньков, скучных и молчаливых, как и он. Настроение не располагало развязывать язык, и Головной просто равнодушно глядел в окно на мелькающие кроны сосен. Их однообразную и вялотекущую атмосферу прервал, заглянувший к ним из соседней компании, губастый разбитной парень. Представившись Артуром, он позвал присутствующих здесь, присоединиться к их «банде». Польщённые соседи Олега тут же поднялись, увлекаемые новым знакомым. Только Олег не шевельнулся.

— Земляк, а ты чего? — Поглядел на него Губастый.

— Не хочу! — Кратко ответил Олег.

— Давай, давай с нами! За знакомство водюху вмажем. Там у нас хохол салом угощает. Пошли!

— Я сказал, нет! Значит, нет! — Резко отрубил Головной.

— Ну, смотри… Хозяин — барин. — Съехал с темы Губастый.

Несмотря на миролюбивый тон, в глазах его сквозанула враждебность. Они ушли, а Олег вновь уставился на меняющиеся пейзажи. Меньше всего ему сейчас хотелось «угарать» в каких-либо компаниях. Сердце его было глухо к развязной пирушке сопризывников.

Через час, наверное, или раньше, пришёл вновь губастый Артур. Один, без его соседей.

— Послушай! — Дыхнул он перегаром. — Есть тема. Я тут с пацанами бригаду сколачиваю. Чуешь, нет? Чтоб в части вместе держаться. Понял, нет?! Вместе мы такая маза! У-ух! «Дедов» на задницу посадим! Не они, а мы их дрочить будем. Понял, нет?! Давай к нам! Мне такие пацаны нужны!

Олег по-новому с любопытством поглядел на собеседника. Он так и сказал: «Мне такие нужны!» Ровно видел себя предводителем коалиции бунтующих салаг против власти старослужащих солдат. Лицо Артура не нравилось Олегу. Наглыми были не только вислые губы, но и всё остальное, от кончиков ушей до плоского подбородка. А вот в глазах не было огня и той тверди, необходимые для лидера. Один лишь дешёвый кураж. Мутняшка, одним словом…

— Я сам по себе! Сам себе маза! — Ответил Головной, слегка усмехнувшись.

— Дурак! Какая ты маза… Ты ноль голимый. Тебя «деды» в гармошку свернут! Давай, лучше к нам…

— Слышь, ты-ы! — Рыком оборвал его Олег. — Пошёл на х…, отсюда!