Олег Мизгулин - Морок

Он не хотел, чтобы громко, но вышло именно так. Смачная концовка «бало» прозвучало в оглушительной кладбищенской тишине. Все взгляды, мгновенно сосредоточились на нём.

— Чё-о-о?!!! — вытаращив глаза, заорал Толян. Рука бешеной стрелой метнулась к шее сидящего, но Олег вовремя сбил её предплечьем, тут же выпрямляя пружиной ноги. Одновременно с подъёмом тела выстрелил не кулаком, а основанием ладони в подбородок деда. Получилось жёстко и эффективно. Клацкнули зубы и долговязый Толян затылком опрокинулся назад. Если не повезло, то прикусил язык…

— О-о-у-ух-хф… — выдохнул зал. Секунды и оцепенение отпустило. Послышался членораздельный мат.

— Ни…уя! — К месту потянулись все, кто там был. Сжимая кулаки, подпирали деды, заранее припугивая дерзкого салабона.

— Ох…ел, да?!

— На дедушку руку поднял?!

Тело мелко задрожало в предвкушении драки. Олег схватил стульчак и бросил его под ноги передним наседающим.

— Давай, суки!!! Кто, следующий?! — яростно заорал он, пнув в зад вставшего было Толяна.

— Слышь… Ты, давай не блатуй…

— Что?!!! — бешено заорал Головной, распаляя себя, и выкинул на голос сжатый кулак. Дед вовремя уклонился, но всё же касательно кулак проехался по уху.

— Бля-а… — Старослужащий неловко попятился назад, закрываясь в оборону. — Буроган, да?!

— Дрон, что смотришь, глуши его! — кричали задние, напирая на передних. Передние матерились и только. Движение их затормозилось, так как Олег вращал по оси вторым стулом.

— Поставь стул, хуже будет! — кричали ему.

— А ты подойди, поставлю! — огрызался Головной.

Тут чей-то резкий и злой голос перебил остальные:

— Э, войска!!! Отбой! Рассосались! Закончили, говорю…

Расталкивая ротных, к Олегу вышел Дождь.

— Поставь стул! — негромко, но с внушением произнёс он.

Олег опустил стул, но тут же принял характерную стойку, давая понять, что драться будет до последнего.

Дождь полуобернулся к задним, громко спрашивая:

— На «шубе» кто нибудь стоит?

Очевидно, имелся в виду караульный у дверей. Столовая являлась общественным местом и была нередко посещаема офицерским составом.

— Смотрят, Дождь! — ответили каптёрщику.

— Эй, в дверях! Чтоб «шуба» качественная! — проорал Дождь и обратился глазами к Олегу.

— Что, братуха? Бурый, значит… А я ведь сразу просёк твой наглючий гонор, сразу! С чего ты решил, что это прокатит, а? Иль ты думаешь, дал в морду дедушке и поставил себя над ними, да? Ты опусти кулачонки свои, опусти…

Олег кулаки разжал, но не опустил их, только слегка расслабил локти.

— Я детдомовский… — начал Олег клокочущим злым голосом. — И мне не надо втюхивать пургу про добрые традиции. Я вырос на этом говне, и всегда… Всегда себя ставил высоко! Вот этим…

Он красноречиво потряс кулаком.

— И сейчас поставлю! Легко…

Столовая зашумела возмущёнными голосами.

— А ты не до…уя на себя берёшь, э?!

— Ни хрена себе заявочки…

— Чего с ним тереть… Гаси его, Дождь!

Но были из старых и те, кого решительный поступок откровенно «купил».

— Чего насели? Нормальный пацан… Если Толяну вломил, значит, любому вломит!

— Ты чё, Сазон?! За гуся подписываешься?

— Если в е…ло зарядил, значит уже не гусь! С нашего призыва тоже был такой… Версана помнишь?

— Помню! Этот Версан в «дизель» загремел…

— Зато не прогнулся и не летал как мы…

— Да ладно…

— Тихо! — прикрикнул Дождь. — Хорош галдеть! Нарисовали тишину!

Несомненно, он имел вес и во взводе, и среди ротных. Каптёрщик вновь взял слово и в спокойно тональном режиме начал объяснять, словно нерадивому ученику, многолетние прописные истины.

— Ты в армии, братишка… Тут все так живут, все так служат! Сначала «летают», затем «тащатся». Не нами придумано, не нам отменять. Вот они… — он размашисто обвёл рукой сопризывников. — Они все в своё время летали! Как ты думаешь, им не обидно будет, если гусьва будет ходить с ними в один уровень?

— Я за всех не отвечаю, только за себя! — ответил Головной, стараясь взглядом контролировать самых ближних. — А за себя скажу: летать не буду и шестерить никому не собираюсь. Это железно без вариантов! А если вы, дедушки, такие ровные и с верными понятиями, я готов решить этот вопрос в честном «махалове». Или вы только толпой горазды месить салажат?

Столовая вновь зашумела разноголосьем, но тут с дверей донёсся голос дежурившего на «шубе».

— Со штаба какой-то офицер вышел. Сюда идёт!

Дождь вдруг дёрнул плечом, исполняя обманное движение, и точно имитируя начальное движение удара. Расхохотался, когда Олег рефлекторно шарахнулся от его выпада.

— Честный махач, говоришь? — каптёрщик лукаво прищурился. — Буро трендишь, братуха, буро… Только зря не гоношись. Мы здесь решать будем, кто ты будешь, и с чем тебя подавать, понял?!

Он обратился к своим:

— Всё, мужики! Расселись по местам! Ща «погон» войдёт… Бодаться здесь — голяк! Чистое палево! А с этим… Слышь, братва! — он громко проорал на всю столовку. — Этого бычка пока не трогать! Решим потом…

Он обернулся к Головному и, глядя ему в глаза, повторил со значением, выделяя первое слово над вторым:

— Пока не трогать!

Дождь вышел из столовой. Следом потянулись взводные «старики». Рота вернулась к раздаче, бурно обсуждая текущую тему. Деды в большинстве своём хмуро глядели в его сторону, испуская злобные флюиды. Тем не менее попадались лица не сказать чтобы добрые, но, во всяком случае, без тени агрессии к нему. Взгляд таких лиц излучал больше любопытство и даже некое восхищение поступком Головного. Олег понял, что первый раунд отыграл успешно, но это только полпобеды. «Главное теперь не опускать планку! — думал он. — Держаться этой высоты, не сдавать её. А ведь наезды ещё будут. Обязательно будут».

Олег прошёл в казарму мимо куривших неподалеку взводных дедов. Те казалось, его не заметили, о чём-то оживлённо спорили, а Дождь, тот вообще надраивал щёткой сапоги. В помещении казармы гоголем носился дежурный по взводу. Клички его Головной не знал, да и не стремился узнать. Дедок был маленький и невзрачный, но по всему видать засеристый. В обязанности дневального наряда входит уборка помещения, санузла, прилегающих комнат отдыха и бытовки, а ещё помимо мытья полов, ровный выстрой табуретов, идеальная заправка постелей, ромбики, кантики и прочая мутотень. Дежурный по взводу, в силу служебных взаимоотношений подпрягал на это дневального. Но тут, вернувшиеся гуси прямиком попали под припашку дотошного дедка. Пятеро отбивали досками кантики на кроватях, шестой ровнял табуретки, а любитель идеала с повязкой дежурного на руке, покрикивал и понукал:

— Чётче кантики отбиваем, чётче! Что хлопаешь, как по п. де ладошкой. Гляди, чтобы линия была! А ты, как табуретки ровняешь! Чё, глазомер херовый?! Ща выправлю!