Олег Мизгулин - Морок

Журналисты, гоняясь за фантастическим рейтингом, на ниве новомодной гласности, не ленились ездить в самые отдалённые уголки Союза. Российская глубинка, насквозь пропитанная подобными явлениями, щедро выдала «эксклюзив». Самые удачные видеоматериалы, не скупясь на рубль, тут же выкупала телепередача «Взгляд», снискавшая любовь у народа, благодаря тройке талантливых телеведущих. Молодые и рьяные, умели грамотно прокомментировать сюжет, оставляя за зрителем право на справедливое негодование. Негатив тут же сдабривался развлекательной музыкой, что делало передачу лёгкой и животрепещущей, в отличие от тяжёлого «Прожектора перестройки». Так или иначе, народу в огромных порциях, стали выставлять на обозрение скверну. Невольно напрашивался вопрос: раз показывают, значит, будут с этим бороться? Вопрос, по сути, являлся риторическим и не требовал ответа. Революционно настроенный, руководитель страны развил масштабную деятельность, вселяя уверенность в сердца самых закоренелых скептиков.

Тем временем, перестроечная волна докатилась и до детских домов, вскрывая факты жестокого обращения с детьми, насилия и произвола со стороны воспитателей. Были показаны сюжеты из Красноярска и Тюмени, а очень скоро, как набат прогремела Иркутская история. Там, с виду благополучном доме-интернате имелся свой острог, полуподвальная комната, куда определяли в наказание самых нерадивых и непослушных детей, а острием сюжета стало доведение до самоубийства восьмилетнего Костика. Следствие показало, что мальчик неоднократно подвергался изнасилованию со стороны старшегруппников, а руководил негласно травлей, уважаемый педагог Глотов Тихон Андреевич, стоящий на должности замдиректора. Так он ставил «дисциплину», что помогало дому держаться в передовых, пока… Пока, естественно, не копнули и не размотали.

Глядя на экран, Лариса Михайловна хваталась за голову. Иркутск был совсем не за горами, а каша, что заварилась в стране, обещала головную боль с последующей командировкой на нары. Это очень напоминало «андроповскую чистку», когда были заведены сотни уголовных дел, когда она слегла на месяц в больницу, после того, как её очень вежливо попросили представить подробнейший бухгалтерский отчёт по каждому расходному пункту. Те люди были без телекамер, но от них веяло холодом, и этот холод тогда надолго приковал её к больничной койке. Было отчётливо понятно, что липовые цифры не проканают, что больничный халат сменится тюремной робой. И скорее всего, так бы и вышло, если б суровый генсек скоропостижно не скончался. Про неё забыли. В стране появилась новая метла… Апатичный Черненко не пробыл у власти и года, ушёл вслед, за железным «чистильщиком». А теперь новоиспечённый генсек, судя по всему, не на шутку разогнался со своей перестройкой.

Лариса Михайловна была не глупая женщина, и понимала, что теперь-то её никакое чудо не спасёт. Собрание она провела закрытое, в кругу своих же подчиненных. Лично она выставляла свои «кровно наворованные» — пятнадцать процентов. И не меньше пяти, обязывала выдать каждому. Собранная комиссия шла на поспешную поправку ситуации. Не смогла дать только завотделением. Причина была объективной. Её долевой пай ушёл на операцию больной матери.

— Будешь должна. — Безапелляционно отрезала директриса. Она говорила подчёркнуто тихо, но в голосе всегда присутствовал металл. Заведующая поспешно закивала. У остальных не возникло вопросов, срока грозили всем.

Вынутые из карманов бюджетные денежки, немедленно разошлись на целевые нужды.

В кратчайшие сроки, бригада маляров-штукатуров освежила убранство детских помещений. Осыпающийся потолок был выровнен и забелён яркой бело-матовой известью. Стеновые панели теперь живописали персонажами сказок из мультфильмов. Новые прозрачные тюли и занавески сменили, наконец, застиранную до дыр, рухлядь. Обновились матрацы, появились одеяла. В обиход поступило свежее постельное бельё. Словно фея прикоснулась волшебной палочкой, и дом из уродливой тыквы превратился в блестючую карету. Но, то была внешняя сторона проблемы, а Лариса Михайловна понимала: телевизионщики копать будут глубже, с претензиями на права детей. Стукачей директриса, отдельно поощряла, и поэтому была в курсе, кто из нянек и воспиталок практикует побои, и как старшие группы доминируют над младшими. У неё не было в доме того, что произошло в Иркутске, но факты притеснения малышей пяти-шести лет, со стороны персонала и старшевозрастных групп, присутствовали сплошь и рядом. Это было допустимо до сегодняшнего дня. Но сейчас…

Сейчас директриса начала с того, что показательно-наглядно уволила двоих сотрудников, причастных к рукоприкладству. Остальным воспитателям было сделано внушение, что вслед за уволенными, отправится каждый, кто посмеет ударить ребёнка. И как бы в завершение разговора, Лариса Михайловна чётко и раздельно произнесла:

— Я знаю всё! И про каждого.

В этом никто не сомневался. Затем был вызван на ковёр воспитатель по трудовой дисциплине, он же по совместительству физрук. Несмотря на ужимки и манерность, этот сорокалетний армянин был единственный, кто имел вес у старших групп, то есть держал пацанов «в узде».

— Ашот Эрикович, я думаю, мне не стоит вам объяснять, что сейчас происходит в стране?

— Знаю, уважаемая Лариса Михайловна. Тэлевизор смотрим.

Он, как и все, побаивался этого «Сталина в юбке».

— Надеюсь, дорогой мой, вы понимаете, что гости из телевидения, не обойдут нас стороной?

— Понимаю…

— Нет, не понимаете! Что, по-вашему, ответит шестилетний мальчик, на вопрос дотошного журналюги, видит ли он сладкое в этом доме, или мечтает об этом только во сне? Не знаете? А я знаю! — голос директрисы приобрёл угрожающий тембр. — Никакие репрессивные методы не заставят малыша умолчать о ваших «традициях».

— Они не мои…

— Я не договорила, дорогой Ашот Эрикович. Детская обида, знаете, это как ружьё… Неизвестно, когда выстрелит. И грош цена — мне, вам и всем педагогам, что сидят… Пока ещё сидят в этих креслах. Никакая показуха не спасёт. Вы разделяете мою точку зрения?

— Я… Конечно… Мы, конечно… — Авторитарный и независимый воспитатель-трудовик, он же гроза интерната, сейчас жалко блеял под взглядом жёстких глаз Ларисы Михайловны, то краснея, то бледнея.

— Все старшие группы, вся малышня смотрит вам в рот, — продолжала нажимать директриса, — следовательно, друг мой, на вас возлагается ответственная миссия. Какая? Итак, в кротчайшие сроки — провести профилактическую работу с пацанами-переростками. Что я хочу, а вернее не хочу? Никаких складчин, никаких общаков, никаких попыток жёсткого влияния старших групп над младшими. Что ещё? Никто никому не заправляет кровать! Никаких «князей и холопов». Здесь все — дети, а значит, все одинаковы. Моя мысль вам ясна?