Наталия Ломовская - Лик избавителя

Но дама смотрела неодобрительно.

– Она стоила всего пятнадцать франков, – оправдывалась Люся. – Распродажа была.

– Это сколько ж на наши деньги? – процедила журналистка, но тут же милостиво сменила тему: – Туфельки такие где брали?

Туфельки из серой замши Люся брала в ЦУМе, о чем с радостью и поведала. На этом, к счастью, материальная часть интервью закончилась и пришел черед иных, высоких материй. Поговорили о трудностях и радостях профессии, о гордости за великую страну. Коснулись и личного – мол, балерина Ковалева не замужем. Еще не встретила того единственного, с кем готова идти по жизни рука об руку.

– Но надеетесь встретить? – с намеком спросила корреспондентка.

– Да если и не встречу, ничего страшного! – отмахнулась Люся. Ей казалось, она нашла правильный ответ. – Бывает ведь так, что человек целиком посвящает себя профессии!

Но на лице журналистки не отразилось ответного энтузиазма, тема увяла. Опять перешли к бытовым вопросам.

– А что касается ухода за собой, что бы вы могли порекомендовать нашим читательницам? Знаете, у каждой женщины есть свои секреты. Я, например, мажу каждый вечер лицо простоквашей, это очень хорошо влияет на кожу. А из фруктов можно делать полезные маски.

Люся покосилась на даму и подавила вздох. В простоквашу она никогда не верила, выходит, не зря. Пользовалась кремами фирмы «Ланком», которые доставала с большой переплатой. Пожалуй, об этом говорить не стоило.

– Я как-то не очень разбираюсь в таких, э-э-э, средствах. Пользуюсь кремами…

– И напрасно! – энергично вскричала дама, напирая на Люсю мощным бюстом. – Нельзя пренебрегать зеленой аптекой! Возьмем, например, петрушку! Из петрушки можно сделать отвар, заморозить в холодильнике и каждое утро протирать кубиком льда лицо, круговыми движениями, вот так! Это помогает от пигментных пятен, и вам бы тоже помогло, и не пришлось бы тональным кремом замазывать! При беременности часто бывает. А у вас какой месяц? Вы уж извините меня за прямоту…

К исходу лета Люся родила девочку.

Назвали Наташей.

На их счет посудачили и забыли. Правда, незадолго до родов Люсе позвонил Димочка.

– Слушай, Ковалева… Ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – отозвалась Люся, пережевывая яблоко.

– Оно и видно, то есть слышно, – согласился Дима. – Слушай, выходи за меня замуж.

Люся чуть не подавилась.

– Дим, ты чего? Ты сам-то здоров?

– Да здоров я! Все в театре думают, что ты от меня… того… ребеночка-то… Разговорчики всякие, намеки, шпильки исподтишка. Того и гляди, до товарищеского суда дело дойдет. Вот я и решил… Ты не думай, я к тебе хорошо отношусь, лучше чем к кому угодно. И ребенка любить буду. Я вообще детей люблю, у меня сестренка младшая на руках выросла. Отец мой вот тоже успокоится, а то донимает меня: чего не женишься да чего не женишься. Может, говорит, с тобой чего не в порядке, так смотри, говорит, на таких в СССР особая статья имеется… Я, говорит, тебя своими руками… Папаша мой – старый офицер, капитан в отставке…

– Дим, это все очень интересно, и я с удовольствием бы вместе с тобой радовала твоих родителей на старости. Но вся загвоздка в том, что я не хочу замуж.

Димочка помолчал, потом прерывисто вздохнул – как Люсе показалось, с облегчением.

– Тогда ты скажи им там, в театре, хорошо?

– Ладно. Вот рожу и скажу.

– Ковалева…

– Чего тебе еще?

– А правда, от кого ребенок-то? Не из Тегерана ли ты…

– Димочка, помалкивай. Болтун – находка для шпиона. Усвоил?

– Усвоил, извини, – согласился Дима и поспешно распрощался.

Роды были тяжелые, но об этом Люсю заранее предупреждал врач.

– С вашим тазом могут быть трудности. Истинная конъюгата десять сантиметров, это между первой и второй степенью сужения. Впрочем, плод некрупный, скорее всего, выкрутимся. Но сердце… Что у вас такое с сердцем? Вы обследовались когда-нибудь? Может быть, все же дать направление на кесарево сечение?

– Не надо, – отвечала Люся. Операции она боялась до паники, даже не операции, а наркоза, зачарованного закулисного сна, в котором можно забыть, как вернуться на сцену, заплутать на волшебных тропинках. – У всех балетных по меньшей мере в два раза увеличено сердце, резко понижено давление… Это медицинский факт, у нас же нагрузки, как у космонавтов. Так что не беспокойтесь, доктор. Родим. Справимся.

Справлялась Люся долго. В предродовой палате, где стены были выкрашены серым, серым же закрашены до половины окна, серым линолеумом выстелены полы, вокруг – серые халаты, и только боль была яркая, ярко-оранжевая. Люся старалась абстрагироваться от этой боли. Иногда это получалось – и боль повисала над ее телом, как шаровая молния.

А когда не получалось, думала о ребенке. О девочке. Она была уверена, что родит девочку, смуглую восточную звезду, красавицу Шахерезаду с глазами, как ночь, с ресницами, как крылья…

Потом люди в серых халатах ворожили над Люсей и достали-таки на свет ее долгожданную дочку, а уж какими методами, бог весть.

– Эту девочку теперь даже ломом не убьешь, – цинично высказалась старенькая акушерка. – Мне-то можете поверить, я почти пробовала!

Люся не прислушалась к темному пророчеству слов ее и взяла наконец на руки свою маленькую Шахерезаду. Но, увы, девочка получилась не смуглая, а бело-розовая, с мутными голубыми глазами, носиком пуговкой и губками бантиком.

– Как на папу твоего похожа, – всхлипнула мать, когда они привезли ребенка домой и распеленали. – Неужели ты не видишь, Люсенька? Лысая, курносая! Только очков не хватает!

И мать засмеялась сквозь слезы.

Через две недели Люся уже танцевала в «Жизели», Наташку оставила на бабушку. Мать совершенно потеряла голову, бесконечно вязала какие-то башмачки, покупала развивающие игрушки и даже стала вести особый дневник. Общая тетрадь в зеленой ледериновой обложке была кругом исписана аккуратным почерком бывшей отличницы-гимназистки. Новоиспеченная бабушка разработала целую программу, как воспитать малютку здоровой, умной и счастливой. Разумеется, скоро тетрадь забросили куда подальше, а вся программа свелась к безудержному балованию и закармливанию вкусностями. Люся выкраивала свободные минутки, чтобы заниматься с дочкой. Пыталась ее закаливать, ставила пластинки с музыкой, предлагала потанцевать, сделать гимнастику. Но Наташка убегала от ведра с прохладной водой и пряталась за бабушкиной юбкой, а та возмущалась:

– Пока я жива, не позволю издеваться над ребенком! Сама в ледяной воде бултыхайся, сама танцуй, если уж всю жизнь на это положила! Натусенька, иди, бабушка даст тебе пирога!

В четыре года Натусенька была этаким колобком – круглые щеки, ручки и ножки с перевязочками. А все бабушкины пирожки! Испуганная Люся потащила дочку к врачу, но врач уверила – это не ожирение, это конституция. И вообще, малышка перерастет. Разумеется, не стоит перекармливать ребенка, но…