Александр Бушков - Лесная легенда

— Логично, — кивнул я. — Так бывает…

— Я могу рассказать ему то, что услышал от вас? Конечно, он — верующий и пройдоха, но оперативник неплохой…

— Пожалуй, — чуть подумав, кивнул я.

— Если понадобится, мы оба в полном вашем распоряжении.

— Спасибо, пан капитан, — сказал я искренне. — Вам приходилось когда-нибудь участвовать в прочесывании леса?

— Два раза, — ответил он без заминки. — И Томшик всякий раз был при мне.

— Вот это совсем хорошо…

— Хотите прочесать лес? — догадался он.

— Да, — сказал я. — Хотя бы кусок, примыкающий к роднику. Людей у меня горсточка, но хоть что-то попробую сделать…

— Я понимаю, — кивнул он. — На вашем месте поступил бы точно так же. Если есть хоть малейшая возможность что-то сделать…

И ушел к Томшику. Что же, особых надежд на эту проческу я не возлагал заранее, совсем небольшой район удалось бы охватить, но все же… Не мог я сидеть сиднем. На проческу у меня не было указаний (кто бы предвидел, что она в этой безопасной глуши вдруг понадобится?), но и запрета, соответственно, не было. Частенько на инструктажах, как и в нашем случае, звучит заключительная фраза: «Во всем остальном, в случае непредвиденных обстоятельств — действуйте по обстановке». Отличная фраза, порой очень нужная и ценная, под нее многое при необходимости можно подверстать. Как сейчас — я не самоуправствовал, никаких инструкций и приказов не нарушал, действовал по обстановке, в силу самых что ни на есть непредвиденных обстоятельств…

Вскоре, как я и приказывал, прибыла ровно половина наших тамошних скудных вооруженных сил, стрелковое отделение полного состава — девять человек с двумя дегтяревскими ручниками. Отличие было разве что в том, что в обычном армейском отделении автоматчик частенько только один, а остальные — с винтовками. Учитывая нашу специфику, с автоматами были все.

С ними примчался Витя, принес радиограмму, оказавшуюся совсем коротенькой: «Скором времени ждите подкреплений. Первый». Ну что же, там не было фразочки, которую порой страшно не любят: «Без дальнейших указаний ничего не предпринимать». Так что руки у меня развязаны…

Объяснить бойцам задачу я не успел — примчался «джип» с прекрасно мне знакомым подполковником Ульяшовым, правой рукой Первого, и каким-то незнакомым старлеем. Как я и подозревал, подполковник мне его представил как нового радиста, замену Кате, и добавил, что порядок ведения связи остается прежним, но за имевшее место нарушение инструкций Первый ко мне претензий не имеет: все я правильно сделал, действовал по обстоятельствам, следовало сообщить о ЧП как можно быстрее. Услышав, что я собрался повести проческу, чуть поморщился (прекрасно понимал, как и я, насколько это мелко), но одобрение дал. Потом сказал:

— Пойдем-ка чуток прогуляемся за лагерем…

Мы отошли метров на двадцать, и он сообщил:

— Писать будешь потом. Но Первый приказал, чтобы ты мне сделал для передачи ему обстоятельный устный доклад. Давай, не тебя учить.

Действительно… Я доложил, как давно навострился: обстоятельно, но без ненужных мелких подробностей, не рассусоливая. Одновременно прикинул мысленно расстояние до города, где дислоцировалось управление, и время, прошедшее от моего сообщения до прибытия Ульяшова. Выходило, что они гнали, как на пожар, — Первый, как не раз случалось, не стал терять ни секунды…

Конечно, о версии с гипнотизером я упомянул — как о самой вероятной с моей точки зрения. Когда я закончил, не смог определить по лицу Ульяшова, что он обо всем том думает, — с ним всегда так, хорошо умел держать лицо. Лишь пожевал губами с непонятным выражением, сказал:

— Черт знает что тут у вас: гипнотизеры бродят, наряженные, как на маскарад… Но вот в чем я с тобой согласен, так это в том, что гипноз — дело, можно сказать, житейское. Ладно. Завтра ранним утречком встречай подкрепление, приказано устроить настоящую проческу. А пока… Делай уж, что можешь. Авось… Хоть и редко, но порой выручали авось да небось… А я помчал, у меня приказ обернуться как можно быстрее.

Кивнул мне, прыгнул в машину, и она умчалась. Что ж, и то хорошо, что все мои действия неодобрения начальства не встретили… Велев оставить ручники в лагере, я выстроил всю нашу невеликую армию: пятнадцать солдат, да Томшик на левом фланге, да Ружицкий рядом со мной перед строем. Семнадцать. Повара я, конечно, оставил в лагере — от него только и толку, что хороший повар. Чуть поразмыслив, оставил и Сидорчука, чтобы окончательно привел в порядок подрасшатавшиеся нервы, — хотя кто бы мог подумать до сегодняшнего дня, что у старшины есть нервы…

Инструктаж был недолгим. В лесу без вести пропала наша радистка. У родника развернуться и цепь, имея родник ее центром, прочесать лес до того места, где он кончается у деревни, потом развернуться на сто восемьдесят градусов и пройти назад цепью по тому району, где лес примыкает к дороге. (Это значит, им пройти километра три и одну сторону и столько же назад — значит, до сумерек справятся.) Искать труп, возможное его захоронение, вообще любые следы, при обнаружении любого предмета, являющегося делом рук человеческих, забирать с собой — конечно, если речь пойдет не о предметах неподъемных и ненужных, вроде старой брошенной телеги или ржавой бороны. Повышенное внимание и бдительность. Всех встреченных, если такие окажутся, задерживать до выяснения. Вооруженный противник, вероятнее всего, не встретится, но все равно, сохранять бдительность, соседям по цепи держать друг друга и пределах прямой видимости…

Стандартный инструктаж, в общем. И я сразу подметил, что слушают меня самую чуточку невнимательно — оттого, надо полагать, что народ, судя по многим признакам, бывалый, не одну проческу проводил, и инструктажи прекрасно помнит. Оживились они, лишь когда я подробно описал Факира, коего, объявись он на пути, следовало брать, хоть в лепешку расшибись, непременно живым. Конечно, они и такие приказы не раз выслушивали, но наверняка впервые слышали о субъекте, наряженном по-старинному, как на маскараде.

— Командует, как старший по званию, капитан Ружицкий, — сказал я напоследок. — Вольно!

Обвел по привычке взглядом их лица — ну, обычные лица бывалых солдат, которым предстоит выполнять знакомую работу. Вот только Томшик выбивался из общего ряда — не в прямом смысле, просто никогда прежде я у него не видел на физиономии такого выражения, ярко выраженного мучительного раздумья. Но не расспрашивать же его сейчас, в чем дело… Я кивнул:

— Командуйте, пан капитан.

Ружицкий подтянулся, козырнул мне на польский манер — два пальца к козырьку фуражки, конфедератки совершенно довоенного фасона, только орелик без короны — и неплохим командным голосом распорядился: