Луи Бриньон - 25 святых

Савьера поднял руку, предотвращая поток вопросов, который собиралась обрушить на него Кинсли.

— После тира, Балаболка. После тира.

Не слушая её возмущённый ропот, Савьера повёл обоих в помещение тира. Это было помещение десять метров в ширину и метров пятьдесят в длину. В самом конце помещения, вместо мишеней, висел большой экран. Напротив дверей стоял специально оборудованный стол с пультом. А левее пульта находилась оборудованная стойка. В ней были сооружены стеклянные полки, из которых торчали рукоятки пистолетов. Стойка находилась напротив экрана на высоте не более одного метра.

— Всё просто. Берёте пистолет и ждёте, пока загорится красный свет. — Савьера показал на сигнальную лампу, находящуюся слева от стойки. — Загорелся красный свет — начинаете стрелять. Уничтожите все цели — экран погаснет. Загорится зелёный свет. Всё понятно?

Оба в ответ кивнули.

— К барьеру, господа, — насмешливо и с пафосом, воскликнул Савьера. — Чтоб тебя «Зорт» слопал, — пробормотала Кинсли, и тут же в её ухе раздался голос Савьеры. — Я всё слышу, Балаболка. — А я и хотела, чтобы вы услышали.

— Всё. Заканчиваем разговоры. Первой стреляет Балаболка.

Только Кинсли успела взять пистолет, как свет в помещение погас, загорелась сигнальная лампа, а вслед за ней на экране замигали жёлтые и жёлто–белые вспышки. Вслед за этим послышалась интенсивная стрельба. Меньше чем, через минуту свет в помещении включился. На экране появилось изображение улицы. Несколько полицейских стояли с пистолетами в руках. Двое лежали мёртвыми на тротуаре. Около десятка прохожих всё ещё находились на ногах. В живых оставались и четверо из семи вампиров, что стояли с открытыми ртами и глаза которых отливали жёлтым блеском.

— Неплохо для первого раза, — вынужден был признать Савьера и тут же дал команду Эмброну подойти к стойке. Эмброн занял место Кинсли. Снова погас свет. На экране снова замигали вспышки. Послышалась стрельба. Эмброн стрелял гораздо дольше Кинсли. Савьера ему не мешал. Видимо, тот ему понравился. Но в дело вступил экран. Вспышки неожиданно погасли, а вместо них появилась надпись:

«Вы потратили 1 минуту 56 секунд на выстрелы. Ровно столько нужно времени, чтобы вампир высосал всю вашу кровь!».

После этого на экране появилось изображение детского сада. Дети праздновали Рождество. У всех были в руках неоновые трубочки, которые лежали. вместе с детьми на полу. Единственный вампир сидел на верхушке ёлки живой и скалился на них.

Включился свет. Савьера с явной опаской посмотрел на расстроенного Эмброна.

— Тихоня, на задании с такой меткостью. ты нас всех. запросто можешь перестрелять.

— Идиотский тест, по–другому не скажешь!

Кинсли несколькими раздражёнными ударами взбила подушку и только после этого уложила её на кровать. Её кровать находилась всего лишь в трёх шагах от кровати Эмброна, который заложив руки за голову, лежал в ней и мягко улыбаясь, наблюдал за действиями Кинсли. Их обоих поместили в одну небольшую комнату. В так называемом «спальном отсеке». В комнате кроме двух кроватей, имелся круглый стол и два стула. Возле кроватей стояли тумбы с выдвижными полками. Два узких шкафа и отдельная душевая комната. Вот и всё, что здесь было.

Более всего их совместным проживанием была недовольна Кинсли. Она справедливо считала, что их с Эмброном не должны были помещать в одну комнату. Уж на самый крайний случай, они могли поселить её с какой–нибудь женщиной из управления. Но нет. Этот капитан имел наглость заявить ей, что существует железное правило. Два человека — это боевая группа. А боевая группа, должна находится постоянно вместе. Чем лучше они узнают друг друга, тем больше у них будет шансов выжить.

— Он нарочно поселил нас вместе. Хотел ещё раз меня достать, — пробормотала Кинсли, бросая неприязненные взгляды в сторону улыбающегося Эмброна. — И этот идиотский тест на всякие там уровни…нарочно придумал. Неужели, капитан и вправду считает, что я поверю во всю эту чушь? Идиотизм полный, — продолжала бормотать Кинсли, — сейчас везде полно умников, которые только и занимаются тем, что разрабатывают дурацкие тесты. А мы должны слушать и делать вид, что всё это воспринимаем всерьёз, а ты чего молчишь. Тихоня, — внезапно обрушилась на него Кинсли, — тебя всё устраивает? Неужели мы приехали выслушивать всю эту идиотскую чушь? У тебя что, не возникло вопросов? Нечего сказать?

— Только один, — коротко ответил Эмброн.

— Слава богу, у нашего «Тихони» есть немного несчастных мозгов, — притворно обрадованным тоном произнесла Кинсли, — и учитывая то обстоятельство, что ты целый день молчал, мне до чёртиков любопытно. какой вопрос?

Эмброн изобразил серьёзный вид, хотя глаза его смеялись. — Душ. мы тоже вместе будем принимать?

— Молодец, Тихоня, — послышался голос Савьеры. — Стрелять ты не умеешь, зато со всем остальным полный порядок.

Кинсли взяла заботливо уложенную подушку и запустила ею в Эмброна. Тот мгновенно вытащил руки из–под головы и, смеясь, поймал подушку.

— Ах ты, извращенец, — воскликнула, пылая праведным гневом, Кинсли, — вот оказывается, почему ты молчал? Душ со мной надеялся принять? А больше ничего не хотелось, Тихоня?

— Могли бы спать вместе. — Эмброн не успел договорить. На этот раз в ход пошло одеяло.

— Даже не мечтай. Тихоня

— Как скажешь. Балаболка, — Эмброн кинул ей обратно одеяло и подушку, а затем повернулся к ней спиной, собираясь заснуть. — Разговор, между прочим, ещё не закончен. В ответ полное молчание.

— Не смей спать, — потребовала у Эмброна Кинсли, — я в таком состоянии, а ты собираешься. храпеть. Мне необходимо поговорить, поделиться впечатлениями, обсудить сегодняшний день.

— Тебя слышит всё управление. Так что можешь разговаривать сколько захочешь. Тебя наверняка будет кому послушать, — не поворачиваясь, ответил Эмброн.

— Ну, и катись к чёрту, Тихоня.

Кинсли снова взбила подушку и уложила её в изголовье кровати. Затем подошла к стулу, где лежал новенький комбинезон белого цвета, и поправила его. Затем осмотрела своё оружие, которое лежало на столе. Все её движения выглядели раздражёнными. Во время этих действий она постоянно оглядывалась на лежащего в той же позе Эмброна. Видя, что он действительно собрался спать, Кинсли, бормоча под нос нечто нелицеприятное об Эмброне, отправилась в душ. Пока она принимала душ, Савьера решил отправиться в центр слежения. Едва он вошёл внутрь, как у него перед носом появилась бумага, на которой было написано:

«Что значит «всё остальное в порядке»?

Савьера взял из рук женщины эту бумажку, а заодно и ручку. Прислонив бумагу к спине одного из операторов центра слежения, он написал снизу под надписью: