Александра Свида - За закрытыми ставнями

Взяла руку сына, прижала к груди. Тихо так, хорошо им стало. У ног кот замурлыкал, лампа чуть–чуть потрескивает, нежно благоухает букет желтых роз.

Уютно, тепло…

— Ой, кто это так громко звонит? — нервно вздрогнула Мария Николаевна. — Не открывай сразу, детка, — прежде спроси.

— Кто там? — подошел к двери Брандт.

— Именем закона — откройте.

На миг замерла рука на крючке. Пересилил себя — спокойно открыл.

Истерически зарыдала перепуганная больная.

По одной из боковых аллей, параллельных к главному проспекту, быстрыми шагами возвращались в город Зенин и Орловский. Они совершенно сливались с темнотой ночи и, если бы не вспыхивавшие по временам огоньки папирос, никто не заподозрил бы их присутствия.

— Однако, дружище, не было у нас еще такого дельца, — отозвался Орловский. — Все, кажется, сговорилось против нас. Нептун, всегда так блестяще справлявшийся со своим делом, осрамился сегодня.

Зенин не то кашлянул, не то хмыкнул что–то неопределенное.

Приняв это за одобрение или возражение, Орловский счел нужным развивать свою мысль далее.

— Черт знает, как вел себя этот дурацкий пес! Правда, он как будто довел нас до остановки трамвая, но за коим чертом он выл, отскакивая от некоторых следов, наероши- вался и, вообще, проделывал неведомо что?

— Присядем, — сказал Зенин, опускаясь на уединенно стоящую скамейку.

Они уселись. Рядом с Зениным в виноватой позе улегся Нептун. Он точно чувствовал, что разговор шел о нем и отзывы, которые давал его хозяин, были не блестящие.

Зенин нагнулся и погладил собаку по голове.

— Спасибо тебе, Нептун, выручил, — заметил он ласково.

Его тон заставил Орловского насторожиться. Он вынул папиросы, угостил товарища и, при свете спички, заглянул в его лицо.

— Выкладывай–ка, Володя, все, что у тебя на душе.

— Я только что собирался это сделать. Ты вот ругал Нептуна, а я тебе скажу, что никогда еще он не выказал себя так блестяще, как сегодня.

— Что ты хочешь сказать? — недоумевая, спросил Орловский.

— А вот что. Можешь ли ты припомнить все сначала, весь наш сегодняшний эксперимент с собакой?

— Я думаю, что да.

— Попробуй восстановить.

Орловский затянулся папиросой несколько раз и щелчком отбросил ее в кусты, наблюдая, как ее горящий конец выписывал огненные вензеля в воздухе.

— Мы пустили собаку от калитки, — начал он, закуривая вновь. — Пес быстро обнюхал следы, побежал по ним вдоль аллеи, свернул в сторону цветника, покружился там некоторое время, вышел опять на аллею и, все время обнюхивая следы, помчался к террасе.

Еле заметным кивком головы Зенин подтвердил его наблюдение.

— Что же случилось дальше? — спросил он,

— Дальше? Дальше с псом случилось что–то необычайное. Подойдя к тому месту, где следы указывают, что кто–то долго стоял перед террасой, Нептун внезапно ощетинился, завыл и стал пятиться обратно. Потом вернулся опять к следам, понюхал их, помахал хвостом и, резво выбежав из калитки, нюхнул раза два землю с наружной ее стороны и помчался к трамвайной остановке.

— Что за прекрасная у тебя память, Александр! — воскликнул Зенин. — Ты до мельчайших подробностей восстановил все, как было.

Орловского немного удивило это восклицание. Он знал хорошо, что в этот тон Зенин впадал обычно тогда, когда был чем–нибудь доволен, но раздумывать над этим ему не было времени, так как товарищ просил его восстановить дальнейшее.

— Далее, — ты повторил то же, и Нептун вел себя совершенно одинаково.

— Отлично, Александр, — а затем?

— Затем ты дал псу понюхать какую то вещь и велел по этому запаху искать чего–то вдоль изгороди.

— Ну?! — нетерпеливо воскликнул Зенин слегка дрожащим голосом.

— Пес побежал вдоль изгороди и в одном месте внезапно повторил все то, что проделал возле террасы. Миновав с твоей помощью это место, он обежал вокруг изгороди и остановился перед тобой, виновато помахивая хвостом и глядя на тебя грустными глазами. Он не нашел того, что ты ему приказывал.

— Так–так, — поощрял Зенин, — продолжай, продолжай.

— Отметив место, где завыл пес, ты перенес туда Нептуна и, направляясь сам по газону в сторону цветника, велел ему следовать за собой, — но пес оказал сопротивление: прыгнул, точно ошпаренный, в сторону и, отбежавши к калитке, уселся там, печально глядя на нас. Затем ты снова исследовал следы и мы перешли в дом.

— Чем же ты объясняешь такое поведение пса? — глухо спросил Зенин.

Орловский пожал плечами.

— Черт его знает, — вероятно, тут возвращался убийца и где–нибудь капнула кровь, — это единственно возможное объяснение.

Зенин положил руку на плечо Орловского.

— Нептун не боится крови, он не раз доказал нам это. Кроме того, ведь убийца, убегая через террасу, не направился в сторону калитки, а обогнул дом по направлению к заднему выходу, ведущему в лес. Об этом–то ты, я вижу, не подумал.

Орловский бросил на Зенина недоумевающий взгляд. Лицо последнего было бледно и носило следы страшного напряжения.

— Так–то, мой друг, — причина волнения Нептуна не в этом.

— Так в чем же? — спросил Орловский, которому начало передаваться волнение Зенина.

— В чем, — возразил тот, — я еще не отдаю себе отчета, но пес подтвердил мою теорию — третьего лица. Вот послушай, Александр. После этой истории с псом я вновь подверг внимательному осмотру сад и…

Зенин порылся в кармане, вынул какую–то сложенную вчетверо бумажку и зажег электрический фонарь. Вот смотри, что я тебе покажу. Прежде всего, когда я внимательно осмотрел дорожку перед террасой, то я пришел к убеждению, что мы имеем дело с двумя различными отпечатками следов.

Орловский нетерпеливо дернулся.

— Два отпечатка следов, — но мы ведь сняли мерку, — все принадлежат ноге, обутой в ботинок № 27-ой.

— 27-ой–то, 27-ой, но для внимательного взгляда они оказались неодинаковы. Одни — чуть–чуть больше и обрисованы грубо, другие — еле заметны, но отпечаток изящ

ный, точно выточенный.

— Что же ты из этого заключаешь? — спросил Орловский.

— В саду в эту ночь были два лица, носящие двадцать седьмой номер ботинок, — только один носит ботинки, сшитые нашим московским мастером, другой — ботинки от Вейса. Это необыкновенное изящество, точеность работы отбилось, как в зеркале, в слегка сыроватой почве. Далее, — человек, носящий обувь нашей московской работы, оставляет правильные следы; клиент же Вейса заметно тянет правую ногу, благодаря чему след его правой ноги представляется чуть–чуть удлиненным, в то время как левый дает отчетливый отпечаток ступни. Этих следов более всего возле террасы, — совершенно нет на аллее и один след, глубокий и замечательно отчетливый, возле изгороди, то есть как раз в тех местах, где завыл Нептун.